Сибирские огни, № 1 - 1983

ухнули денежки. Семьдесят пять левов, в переводе на наши, считай, сот­ ня, без каких-то рублей. Хотел сыну подарить, но тот акселерат, ему не то что рукава корот­ кие, а даже полы энную часть не прикрывают. И встала передо мною проблема: продать пиджак. А как продать, где, кому? Не на. барахолку же нести. На этой самой барахолке я был однажды и зарекся туда ходить. Поехал шапку себе присмотреть — де­ ло зимнее было. Ну, смешался с толпой, кругом чего-то продают-поку- пают, торгуются. А я закурить решил. Снял перчатки,-закурил, а пер­ чатки пока держу в левой руке. Секунды, может, три и держал-то. На­ летел на меня какой-то заполошный, выхватил перчатки, сунул четверт­ ную и растворился. Слинял, как говорится. Я и ахнуть не успел. Хо­ рошие были перчатки, замшевые, внутри мех натуральный. В общем, пошел я домой с голыми руками. В двадцатиградусный мороз. Так что насчет барахолки я ученый был. решил продать пиджак на дому, предложить какому-нибудь хорошему приятелю. И о первом по­ думал о Мише Алмазове, артисте филармонии. То есть о Мише Пузи- кове, Алмазов — это его артистическая фамилия была, псевдоним. Я потому о Мише прежде всего подумал, что вспомнил: у него вроде руки короткие. Он как-то у нас в редакции на детской елке выступал, Дедом Морозом, и когда пел с ребятишками, разводя руками- «Кара­ вай, каравай, вот такой ширины»,—то «каравай» у него получался не очень широкий. Мише пиджак понравился. Мало сказать — понравился, у него так нежно глаза засияли, словно он любимую встретил после долгой разлуки. — Мы, старик, как раз с гастролями по районам едем,—сказал он:— А я же разговорник: мне со своим номером выступать, да еще все кон­ церты вести. Ты представляешь: выхожу я в этом клифте, в белой ма­ нишке, в «бабочке» — это же попадают все! А руки у Миши действительно оказались коротковатыми. Он ког­ да правую во внутренний карман своего пиджака запустил, так в локте ее почти не согнул — не потребовалось. Я даже подумал, что ему ру­ кава слегка укоротить придется. — Сто пятьдесят, старик, я тебе сразу кидаю,—сказал Миша,—а еще сотню подождешь, а? Мне тут халтурка на телевидении подверну­ лась, но деньги только через месяц обещают. Потерпишь, старик, месяц? — Двести пятьдесят! — изумился я.— Ты одурел? — Ну, старик, ну, я понимаю,—заерзал Миша.—Но, по-дружески, сбрось четвертную. Я же все-таки с доставкой на дом... то есть это... сам пришел. Я понимаю, у тебя его за двести семьдесят пять с руками, но ведь это же куда-то тащить надо... На столике между нами лежали три Мишиных полусотенных. Я от­ делил одну и подвинул ему. — Спрячь. Вот эти оставь, а эту спрячь обратно. Я и так с тебя не­ сколько рублей перебираю. Он же мне в семьдесят пять левов обошелся, А это по курсу, примерно, девяносто шесть рэ. Плюс с тебя сто грамм. Миша открыл рот. И долго так сидел, с открытым ртом, глядя сквозь меня остановившимися глазами. — За сто не возьму,—глухо произнес он наконец.—Что я, собака? — Ага! Ты не собака! —озлился я.—Не собака он! А я, значит, соба­ ка? Спекулянт? — Да при чем здесь спекулянт? — заволновался Миша.—Причем, старик? Я же знаю цену. Ты с ним до любого кафе дойдешь, первому же официанту кусочек полы только покажешь — и он тебе, не глядя, двести семьдесят пять выложит!.. Почему же я-то тебя грабить должен? Столь­ ко лет дружим. Я скомкал пиджак, кинул его на колени Мише: -— Возьмешь ты его, скотина?! Миша затряс головой. — Слушай! —зарычал я.—Кто из нас сумасшедший?