Сибирские огни, 1982, № 12

ее было почти невозможно. Она крутилась, извивалась, выворачивалась, как змея под вилами. Начальниками были, почитай, одни мужики, а уж к ним-то она под­ ход знала! Иного представителя власти, пришедшего изымать самогон­ ный аппарат, лишь в закуток пальчиком поманит, оттуда звонкое буль­ канье послышится, после чего незадачливый начальник или роняет на стол буйну голову, или с разбойным посвистом бросается на середи­ ну избы, чтобы исполнить вприсядку лихой танец «Гопак». Были и строгие... Но на самую грубую ругань Таскаиха неизменно отвечала своей славной улыбкою, от которой на розовых щеках появля­ лись нежные ямочки, а голубенькие глаза таяли, источали сладкую ис­ тому, обволакивали грубияна ласковой синевою... Моя бабушка Федора, старуха практичная и потому прощавшая людям іуиногие грехи, связанные с соображениями трезвости ума, Таска- иху почему-то ненавидела люто. «Эта за семь верст поживу чует, как муха падаль»,—говорила она. И я не понимал в ту пору бабушкиного раздражения: ведь все Таскаихины проделки никому не приносили вре­ да. Правда, пользы тоже никакой не приносили: у нее меньше всех было заработанных в колхозе трудодней. Ни к чему, видно, были ей эти «го­ лые палочки», и, может, посмеивалась она втихаря над кровью напи­ санным лозунгом: «Все для фронта, все для победы!». У нее свой был лозунг: «Все для себя! Выжить! Во что бы то ни стало — выжить!». 3 , Прихватив с собой двухколесную ручную тележку и с полдюжины мешков, мы с мамой рванули к колхозным амбарам. — Скорей, скорей! — волновалась мама.—Это в кои-то веки хлебушко дают!.. А то ведь год цельный робишь, за расчетом при­ дешь — а тебе десять жменек сорных отходов. Возьмешь кузовок под мышку, горючими слезами умоешься, и домой... Кому она рассказывает? Как будто я сам этого не знаю. У амбаров уже вся бригада. Кто с тележками, как у нас, кто с тач­ ками, одна баба даже на корове, впряженной в маленькую домашнюю бричку, прикатила. — Ты дак, кума, весь хлеб хочешь захапать! — пошутил кто-то.— Вишь на каком транспорте прибыла — на «МУ-2». — Да уж весь — не весь, а уж... это... Не получались, заметил я, сегодня шутки, уместные в подобных слу­ чаях. Чувствовалось выжидательное напряжение,-и от этого, казалось, люди даже стеснялись друг друга. Все, особенно бабы и девки, малость принарядились: как же, праздник! Да, воистину неистребима вера русского человека в лучшую долю свою! Чуть лишь засветилась вдали надежда, он снова готов простить все и всем, снова готов голодать и холодать, идти на любые трудности, не щадя живота своего. «Ничаво, паря! — скажет чалдон.— Счас трудно, зато потом будет баско... Были ба кости целы, а мясо нарастет!..» На бревенчатом настиле, служащем для амбара как бы крыльцом, было сооружено что-то вроде стола, за которым важно сидел в своей неизменной белоснежной рубашке сам Федор Михайлович Гуляев. С ним рядом стояли большие весы, на площадке которых сидел, покуривая в ожидании, кладовщик Игнаха Копылов, одноногий мужик. За спиной Игнахи зияла черным квадратом дверь. В амбаре была пшеница. Бригадир перелистывал какие-то бумаги, чиркал в них карандашом. Собравшиеся старались казаться непринужденными, переговаривались, поворачивались к амбару спиной, а сами нет-нет, да косились на тем­ ный дверной проем. Наконец Живчик поднялся, заговорил, будто про­ должая начатую когда-то, но вынужденно прерванную речь: — Так что, дорогие товарищи, как уже было сказано, вы получите 80