Сибирские огни, 1982, № 12

ребятишек: от голода и холода, от желтухи и повертухи, некоторые так ослабли, что не выдерживали обычную для детей корь или скарлатину, а 1 аскаихины девчушки, сколько помнится, всегда были румяные, тель­ цем крепенькие,—щипком не ущипнешь. И сама она выгодно отличалась от изможденных тяжкими работа­ ми и заботами женщин: круглолица, свежа да улыбчива. , Бабы осуждали Таскаиху: какая-то непохожая на всех, будто не из нашей русской породы. Но были и такие, которые завидовали ей: умеет жить! Свое здоровье не потратила за войну! Четырех детей сбе­ регла в целости-сохранности — шутка ли сказать! Вот как надо жить, не то что мы — на колхозных работах чертоломим, мало — свои живо­ ты положили, еще и детей поугробили! А что может быть для любой ба­ бы в жизни важнее, чем вырастить своих детей здоровыми да приго­ жими? И для Родины — что может быть важнее этого? Вот и суди те­ перь, кто прав, а кто виноват... Что же касается насчет тегго... ну, этого самого... Так курица уж на что глупая птица, но и та под себя гребет. Чего уж говорить о человеках... Труженица Таскаиха была великая. Правда, война даже самых по­ следних лодырей научила трудиться, но ведь работа работе рознь. Мож­ но и впрямь день и ночь чертоломить без толку, а можно с умом да с умыслом. Тут уж особый талант надо иметь! Взять, к примеру, такое дело. За войну многие дворы лишились ко­ ров. Даже крепкие семьи, где были мужицкие руки, не выдерживали, сбывали кормилиц. А что оставалось делать? Установка в колхозе была жесткая: пока не накосят сено для общественного стада, никто не име­ ет права для своей скотинки и клочка запасти. А поскольку колхозный сенокос иной год продолжался до «белых мух», то когда же было ко­ сить для личной коровушки? Против власти не попрешь, да и против своей совести — тоже. Таскаиха держала корову все военные годы. Против закона она не шла. Во-первых, косила сено не в ущерб колхозной работе: днем труди­ лась на «молоканке» (принимала молоко от колхозников), ночью — на своем сенокосе. Во-вторых, косила не на общественных угодьях, а на не- удобиці^, то есть в перелесках, по оврагам да болотинам, где колхоз­ ными сенокосилками траву не возьмешь; она все равно уходила в зиму. Так что ни с какого боку тут не придерешься. Или еще пример. В трудные годы колхозу не хватало сил, чтобы обрабатывать все пашни, особенно дальние и мелкие участки. Таскаиха нашла где-то аж за Марьяновскими сограми такую бросовую кулижку и каждую весну сеяла там овес. Культура эта неприхотливая: разбросал зерно, заборонил мало-мальски — и расти себе на здоровье. Зато каж­ дую осень сжинала и намолачивала изворотливая баба со своей потаен­ ной кулижки мешок, а то и пару добротного зерна, из которого, если распарить его, да просушить, да истолочь в ступе, да провеять, да пере­ молоть потом, — можно и кашу варить, и знаменитый овсяный кисель делать, и блины печь, и даже хлебушко стряпать. Кажется, все просто, а попробуй додуматься! Конечно, на деревне, что-нибудь скрыть не так-то просто. Поймали и Таскаиху с ее единоличным наделом. Хотели судить. Но, опять же... Муж на фронте погиб, четверо малых детей — куда их? А потом — ка­ кой она вред нанесла колхозу, государству? Кулижка-то все равно бро­ совая! И — видит бог — не ради корысти какой решилась она на за­ хват колхозной земли, а ради сирот-детей, ради их спасения... Но главный, конечно, доход приносило Таскаихе самогоноварение. Стакан сивухи имел (только ли « прошедшем времени?) чудодействен­ ную силу. За него тебе и сено с поля подвезут, и дровец из леса, а то и на чистый хлебец можно самогонку променять. За четвертью сивухи можно жить, как у бога за пазухой. Однако и тут — сколь веревочка ни вьется... Накрывали Таскаиху за преступным занятием и не раз. И тут надо отдать должное ее талан­ ту, тонкому знанию человеческой психологии. Пристукнуть, пригвоздить 79