Сибирские огни, 1982, № 12

делались до смешного просто. Та-ак, днем быков со снопов не сни­ мешь, факт. А если, это.,, малость на них ночью? Ну, сколько можно, столько потянут... 6 Ночью со стороны может показаться — пожар на току. Пламя по­ лыхает, в дымной красноватой мгле люди мечутся. Суета, неразбери­ ха... Но это только со стороны. В самом же деле на току молотят хлеб. Круговина расчищенной, утрамбованной земли освещена кострами да керосиновыми фонарями «летучая мышь». И все здесь идет своим чередом, без лишней суматохи. Каждый знает свое место и свою работу. Ванька-Шалопут гоняет по кругу быков. Сидит на крестовине и щелкает длиннющим бичом. У него это здорово получается, быки его слушают. Я попробовал — не то! Усталые вусмерть животины еле воло­ кут ноги, а то и вовсе останавливаются. И, вроде, бичом владею не хуже Ваньки... — Эх ты, поет! — издевается Шалопут.— Стишками своими хва­ стал, а материться не научился! Чихали быки на твой бич, они тока матерков боятся!.. Вот, гляди!.. Он начинает загинать по-взрослому такие кудрявые маты, что бы­ ки сразу оживляются, словно бы даже веселеют и наддают ходу. Но главная-то работа не здесь, а там, около молотилки. Молотилка стоит посередине тока — огромное и нелепое сооружение на больших колесах, собранное из досок, жести, зубчатых шестеренок, шкивов, ре- шет-грохотал, валиков, барабана и прочих премудростей. Она грохочет так, что не услышишь не только рядом стоящего соседа, но и собствен­ ного голоса. Впрочем, переговариваться здесь некогда. Молотилка, когда она работает, неутомима и беспощадна. Человека три самых крепких мужи­ ка только успевают подавать снизу пшеничные снопы на самую вер­ хотуру — на полок. Снопы — эти мужички с ноготки в дубленых, пере­ тянутых опоясками полушубках, скачут акробатами (видел таких в ки­ но), взлетают на четырехметровую высоту, там их ловит стоящая на полке подавальщица, разрезает ножом ихние пояса, распускает колосья веером, и подает главному лицу на молотилке — барабанщику. А тот уже нужными порциями пускает колосья в барабан, в его гулкую ненасыт­ ную утробу. Барабан сытно рычит, перетирая стальными зубьями колосья вымолачивая зерно, но лишь на секунду замешкайся,— и вся молотилка начнет скрежетать вхолостую, подвывать зубчатыми валиками, биться пустыми решетами: давай! давай! давай! — Подава-айП — не своим голосом ревет сверху Федор Михайло­ вич, барабэнщик. И с новой силою начинают прыгать снопы-акробаты, будто сами по себе взлетая кверху в багровых отблесках костров. И мужики-пода­ вальщики, затянув до отказа широкие солдатские ремни на тощих животах, закусив потресканные губы, сно|а налегают на вилы, пока — нередко случается — кто-нибудь не падает на землю обесси­ ленный. И тогда останавливается молотилка, смолкает адский грохот, люди с фонарями спешат к упавшему. Поднимают его, дают испить воды, а сами с упреком косятся на бригадира. — Ничего, ничего,— виновато бормочет Федор Михайлович.— Пусть отдохнет, я сам на его место встану. А ты, Марья, лезь на полок, ста­ новись к барабану... Как же иначе-то, дорогие товарищи? Нельзя ина- че-то: момент упустим — пропадет хлебушко... Родине он нужен сейчас, как воздух... Самый драгоценный он сейчас. Да и нам... Потерпите, до­ рогие мои... Зато с хлебушком будем... 76