Сибирские огни, 1982, № 12

заглатывая ставший в горле комок: точно так вот ласкает меня изредка мама. Хочется схватить эту руку, припасть к ней губами в порыве благодарности и любви. Смутно догадываюсь я в этот миг, что и раньше она, моя любовь к Тамарке, была больше похожа на нежную, невысказанную любовь к матери... Уходя с поля, Тамарка наказывает: — Ты смотри, Саша, береги себя... — Ты кому это наказываешь?! — почему-то взрывается Сашка.— Мне?! Да ведь я мужик! Почему мне эта работа не под силу?! — Ладно, Ладно, успокойся,— пятится Тамарка.— Уж и слова сказать нельзя... — Думай, што говорить!!— орет Сашка, и, кажется готов запу­ стить в след жене свой утюжок, которым он отталкивается, передви­ гаясь по земле... За эти несколько дней, пока мы работаем с Сашкой на лобогрейке, я кое-что начинаю понимать, кое о чем догадываться в странном его поведении. Ну, во-первых, зачем ему нужно было лезть на эту самую лобо­ грейку? Кто заставлял? Ведь здесь и не каждому здоровому мужику под силу. К вечеру он буквально валится с беседки (чуть не сказал: валится с ног), готов землю грызть зубами от усталости и боли, но все- таки дневную норму мы выполняем. Откуда такое упорство, кому и что он хочет доказать? После госпиталя, оставшись без ног, Сашка не хо­ тел возвращаться домой. Приехал только затем, чтобы убить Тамарку с Плюхой, а потом себя. Но не убил, чего-то в нем не хватило, и с горя стал спиваться. Медленно, зато по-русски —наверняка. Тамарка вытащила его из болота. Она! Поговаривали, что она чуть ли не силком женила на себе Сашку. Ох, уж эти бабьи языки! Когда дело до женитьбы, дошло, уже не Сашку стали жалеть мило­ сердные бабоньки, а ее, Тамарку. «Губишь свою молодость, свою кра­ соту,— напевали ей в оба уха.— Ить за таким калекой надо ухаживать, как за малым дитем. Но дитё хоть вырастает, а с таким муженьком бу­ дет мука до гробовой доски...» Наверняка, эти речи дошли до Сашки. Было в них немало горькой правды. Й надо было выбирать: или катиться вниз дальше, или дока­ зать всем, а в первую очередь себе и Тамарке, свою полноценность. Иного выхода не было, и Сашка выбрал второе. Он почти бросил пить и стал прилаживаться к нелегким крестьян- /ским работам. Можно было, конечно, освоить какое-нибудь сидячее ремесло: стать сапожником, лудильщиком либо шорником, но такие за­ нятия были не для Сашкиной кипучей натуры. Сначала он научился косить литовкой сено. Сидит на своей тележ­ ке с крохотными шарнирными колесиками, и если трава высокая, так со стороны и не видно его, словно сама она, травушка, угибается, как под ветром, ложится на землю мелкими волнами. Подойдешь побли­ ж е— Сашка Гайдабура косит. Махнет литовкой, потом оттолкнется ко­ совищем вперед — и снова замах. Дальше — больше. Наловчился и за сеном один ездить, и за дро­ вами. Не только на воз мог без посторонней помощи взобраться, но и на любое дерево. Мощными стали натренированные Сашкины руки. Ими он легко поднимал и перебрасывал свое ополовиненное тело. И не только свое. Как-то затеяли у клуба бороться подвыпившие парни. Раззадорили и Сашку. Он схватился на земле со здоровенным Лехой Лымарем, по-паучьи, мертвой хваткой сцапал его поперек груди и сда­ вил с такой силою, что у парня глаза на лоб полезли, а потом кинул че­ рез себя —Леха только каблуками об землю сбрякал. Так он заново утвердил себя среди людей, так боролся за свою любовь. Но если бы все зависело только от нас самих. Ох, как непроста и подчас жестока человеческая судьба! 72