Сибирские огни, 1982, № 12

здесь особенного? Сколько ведь раз видел, как режут свиней и бара­ нов— и ничего. А здесь — какая разница?..» Но была, была разница, да еще какая! Не сомневался я, что любой из стоявших сейчас рядом со мной мужиков, не дрогнув, заломит овеч­ ке голову назад и перехватит ей горло острым ножом. Или, перед праздником, придавив коленом жалобно визжащего кабанчика, всадит ему под левую переднюю ногу острый зуб от вил. Так это кабанчику... Была разница, была. Мужики горбились, нервно курили,, глядя в землю. Сенька Палкин наконец подошел к Громобою. — В ухо цель,—подсказал ветеринар. Сенька повернул к нему белое лицо, полоснул бешеными ястреби­ ными глазами. Громобой стоял, покорно понурившись, будто ждал. Сеньке, навер­ ное, было надо, чтобы лошадь заупрямилась, оказала хоть какое-ни­ будь сопротивление, разозлила его,— тогда легче. Он обошел вокруг — Громобой не дрогнул ни единым мускулом. Тогда Сенька вдруг изо всей силы ударил его успитком сапога по наклоненной голове. Лошадь чудом устояла на ногах, с трудом подняла голову. Сенька выстрелил ей в ухо. Громобой тяжко, утробно вздохнул, переступил передними ногами и стал медленно заваливаться на бок, будто давным-давно ждал случая, когда можно полежать и отдохнуть. На земле он не шевельнулся, толь­ ко по длинной откинутой шее судорожно прокатился тугой комок... Сеньку Палкина забрали на другой день. Приехали из райцентра два милиционера и увезли. В селе стали поговаривать, что никакой он не герой, что,никто ему не вручал именных кортиков и пистолетов, что купил он их где-то на барахолке, как и медали. Позднее эти слухи почти подтвердились. 3 Грянула'страда! Загудела, застонала над полями. Закипая в одном месте, перекидывалась на другое, все шире охватывая степь. Дни пере­ мешались с ночами. Люди работали с жадностью и самозабвением. А давно ли жаловались, артачились, что устали, что сйл больше нету. Однако даже русский человек не догадывается, сколько заложе­ но в нем силы и терпения. Да и какое крестьянское сердце не дрогнет при виде золотого, разливанного моря хлебов, по которому и в безвет­ рие ходят день-деньской тугие белесые волны? Какая крестьянская душа устоит, если этот бесценный дар земли не будет вовремя убран, начнет ложиться под натиском осенних бурь, начнет ронять из колось­ ев золото зерен? В; поле вышли все, от мала до велика. Работали семь­ ями, родственными кланами. СамНіе трудоспособные спали нередко пря­ мо в поле, на соломе. Урожай действительно выдался «в оглоблю» — давно такого не видели степняки. Это давало им силы. А еще то, что в тайне каждый надеялся: не напрасен будет нынче их труд, не за одни только трудо­ дни-палочки,— может, даст бог, разрешат им наконец-то вдоволь поесть своего хлебушка. И работали с какой-то неистовой одержимостью. Как-то я получил в конторе наряд: возить с поля на ток пшеничные снопы. Запряг быков, поехал. Поле было рядом, за поскотиной. На нем тарахтели, махали крыльями жатки, вдали виднелись бабы-вязальщицы, а у самой дороги копошилось какое-то странное существо: издали не то овца, не то — черный теленок. Подъезжаю ближе — нет, человек! Старуха в черном, согнутая чуть не до земли, подскребает грабельками колосья. Пересту­ пает крохотными шажками, а сама на грабельках только и держится, как на костыле: отними — и ткнется носом в землю. С трудом я узнал бабку Кулину, у которой погибли на фронте все 69