Сибирские огни, 1982, № 12

тые кожей, шерсть на которой из белой превратилась в грязно-серую, со ржавыми подпалинами на боках, а брюхо, казалось, обросло зеле­ но-коричневым мхом, каким обрастает древний гнилой пень. Я старался вызвать в себе жалость. Припомнил, как впервые уви­ дел Громобоя в то далекое теперь утро, когда отец привел его на наше подворье пахать огород. Я выскочил на крыльцо, и в серых сумерках конь показался мне белым, как сахар, а потом, когда разгорелась заря, он стал розовым, будто сахар пропитался малиновым соком. Пришло на память еще, как Громовой один прибрел в деревню, потеряв где-то в степи замерзающего отца, и, как выбившись из сил, упал он на истоптанный снег, и в упор на меня глядел его остекленев­ ший, затуманенный смертельной усталостью глаз. Припомнилось и недавнее: весенняя теплынь, дурманящий запах развороченной леме­ хом пашни, по которой Громовой тянет плуг, .падая вперед, напряг­ шись каждой жилкой... «Вот и конец тебе пришел,—шепчу я.— Это сколько же ты за свою жизнь вспахал, скосил и посеял, сколько перетащил на себе всяких гру­ зов, сколько сделал людям добра?..» Люди шли за Громофоем, громко переговаривались. Разговор их почему-то сводился к разным расстрелам да убийствам. — ...Ну, значить, и сцапали ее, голубушку,— возбужденно расска­ зывал Сенька Палкин.—На допросе во всем призналась, суконка: и что немцы к нам в тыл ее заслали, и что рация у ей в тайнике была спрятана. Вызывает меня командир эскадрона: «Эту мадаму видишь? На распыл!» Глянул я — бог ты мой! И глазам своим не верю: много встречал красивых баб, но такой... Извините, мадонну Сексинскую в музеях вам видеть не приходилось? — обратился он к ветеринару. — Сек-стинскую,— поправил тот. — Один хрен! — махнул рукой Сенька,—Так вот, эта ваша ма­ донна Сек-стинская —и в подметки не годится этой шпиёнке. Да!.. Ну, вывел я ее из блиндажа, взял на мушку пистолета, направил в лес. Тут она и взмолилась: «Не убивай, русиш солдат, я всю себя тебе отдам!» Не-ет, думаю, стреляного воробья на мякине не проведешь! У меня был как-то случай в Омске, до войны еще. Тожеть, повстречал кралю... — А почему одну только лопату взяли? —спохватился ветери­ нар.— Это сколько же с ямой возиться будете?.. После этого вопроса сразу все смолкли, будто теперь только дош­ ло до них, куда и зачем они идут. Да, шли, беспечно разговаривали, смеялись, а тут вдруг поняли: они ведь убивать идут! И мне нехорошо стало: тяжело на душе. Чуть уж было назад не повернул, но верх взяло любопытство. Какое-то щекотное, подленькое, но неодолимое любопытство к смерти. Неглубокий овраг порос ракитником и высокой, жесткой травой. На дне его молча остановились. Ванька-Шалопут старался передать повод то одному, то другому, но от него отворачивались, прятали руки в карманы. На Ванькином лице я заметил испуг. — Да брось ты коня!—досадливо крикнул ему ветеринар.— Сни­ ми с него уздечку и отойди! Неужели думаешь, убежит?! Кто-то нервно хихикнул: представил, наверное, как Громовой вдруг взбрыкнет и понесется вскачь. Конь стоял, широко раскорячив передние ноги,, опустив чуть не до земли большую голову. В тусклых, затуманенных слезой глазах его проглядывала обреченность, страшное предчувствие. Люди старались не глядеть на него, отойти подальше. — А ну, где мастер шпионских красоток расстреливать? — бодро крикнул ветеринар, стараясь, видно, разрядить томительное напряже­ ние.— Перед нами, конечно, Не мадонна, зато... Никто не улыбнулся на его шутку. Сенька Палкин вытащил из кармана галифе пистолет, зачем-то подул на него, стал обтирать рука­ вом. «Ну, и что? —успокаивал я себя, чтобы не разреветься,—- Что 68