Сибирские огни, 1982, № 12
кой урожай вырастили. В оглоблю! Честь вам и хвала! А кто его убирать будет? Господь бог? — Бог-го бог, да сам не будь плох,— поддержал кто-то бригадира. — Во-во! — взбодрился Федор Михайлович.—На бога надейся, а сам не плошай! Я знаю: вас оскорбили эти казенные слова... Какие уж тут, к черту, подарки! Как будто вы сами не знаете, как надо работать. Вот они,—бригадир обвел рукой первый ряд, где сидели мы, подрост ки,— они —и то уже знают, как надо работать и как напрягать силы! Недаром мы их сегодня пригласили сюда наравне со взрослыми. Голод ные, разутые и раздетые, эти мужички с ноготки тоже достойны почета и уважения не меньше, чем взрослые мужики, которые воевали на фрон те. Солдат имел в руках оружие и мог защитить себя; дети были безза щитными перед голодной и холодной смертью, они могли только стра дать и плакать... Кто-то из женщин всхлипнул в тишине. — Разводишь слякоть, бригадир! — крикнул с задней скамейки Сенька Палкин.— Значится, герои войны не те, кто кровь проливал, а сопливые ребятишки? Так надо понимать? — А ты засучивай рукава у своей тельняшки, да выходи-ка завтра на работу, сено скирдовать,— спокойно отвечал Федор Михайлович.— Дадим тебе паек —двести граммов хлеба пополам с лебедой, вот и срав нишь, вот и поймешь, как оно сладко в тылу живется... — А вот этого не хотел, начальник! — сразу завелся Сенька.— Что, 7 я себе большего не завоевал? Мне и в городе место найдется, а в навозе ройся сам, не возражаю! — Ну, ты! Моряк с разбитого корыта! — глаза бригадира округли лись, побелели от бешенства. Черные пятна выступили на изуродован ном лице.— Вон отсюда! Иди клёши надень. На флоте в галифе не ходят. И кортик без погон не носят... Индюк! — Хто индюк? Я индюк? Да я... Я тебя счас, суконку!..—Сенька, выхватив кортик, ринулся вперед, парни успели схватить его, с трудом поволокли на улицу. Федор Михайлович нервно бегал по сцене. Его трясло. — Хочу спросить фронтовиков,—он наконец опустился на стул за столом,— хочу спросить, кто еще настроен так же, как этот'дурак? Фронтовики (их было всего человек десять) молчали. Потом под нялся одноногий Игнаха Копылов: — Однако я так скажу,—начал он, опершись на костыли и глядя в пол.— Не надо бы нам нынче выяснять, где труднее было — в тылу или на фронте. И там, и здесь, видать, хватило горюшка по ноздри. И крови, и слез пролито столько, как, должно быть, во веки веков не было пролито на Руси... Устал народ, да. Железо —и то не выдерживает... — Я уж и не чаю, когда высплюсь всласть,—прогудел под нос, словно пожаловался самому себе сидевший сзади меня дед Тимофей Ма- лыхин. — Пятый год выходного платья не надеваем! Поди, уж моль по била... — Та гори воно огнем, твое платье! — веселым колокольцем зазве нела тетка Мотря Гайдабура.—Разве ж в платье дело, дорогие бабонь ки?! Плясать разучились, песни спивать —це вот тяжче. Яка вона жизнь без песни? Така ж, как у коняги: тико робишь да спишь... ну, покушаешь, коли шо е... — Уж тебе ль на это жаловаться, Мотря? Чего доброго, а песен завсегда полна изба! — Таких песен не дай бог никому,— грустно откликнулась Мотря,— Утром встают — в девять глоток: «Мама, исты!», и вечером ложатся с той же песней... _ А что товарищи, а?! —бригадир, как ужаленный, вдруг вскочил из-за стола.—Не гульнуть ли нам всей бригадой, а? Не встряхнуться ли немножко перед уборкой? Не сделать ли маленький сабантуй, как гово рят у нас,' у танкистов?- 58
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2