Сибирские огни, 1982, № 12

нилищем, и даже курятником, а теперь вот кончилась война, понадобил­ ся клуб, и она стала клубом. Бабы, ребятишки, редкие мужики кружком рассаживались вокруг амвона, превращенного в сцену. Голоса гулко отдавались под высочен­ ным куполом. Пахло дегтем и куриным пометом. Сквозь копоть на сте­ нах кое-где проступали строгие лики святых, а то и просто глаза одни, желтая щепоть руки или нога в маленьком красном сапожке. — Господи, прости наши души грешные,— озираясь по сторонам, крестились старухи, видно, впервые после закрытия пришедшие в цер­ ковь. На задних скамейках гыгыкали парни, окружившие Сеньку Пал­ кина. Он был навеселе, что-то рассказывал смешное, махал руками, свер­ кал золотым зубом. — Внимание, товарищи! — на сцену вышел Федор Михайлович Гу­ ляев, наш бригадир. Одет он был в белую рубашку с закатанными по локоть рукавами. (Сколько я помню, Живчик всегда щеголял в белой рубашке. Даже на пахоте, или когда приходилось метать в стога пыльное сено. Или в тот злосчастный и навсегда памятный день на кизяках. Носить белые рубашки —это была какая-то непонятная его страсть). — Внимание! —Федор Михайлович постучал ладонью по столу.— Для начала я зачитаю постановление правления.—И стал скороговоркой читать длинное и скучное вступление, добросовестно кем-то переписан­ ное из разных источников, и слова были казенные, чужие, какие-то же­ стяные, но все же можно было понять, что речь идет о загнивании мирового империализма, о том, как тяжело живется трудящимся капи­ талистических стран, и мы, советские люди, должны протянуть им руку дружбы и бескорыстной помощи, хотя только что закончившаяся война с фашизмом нанесла нам страшную разруху и нужно восстанавливать народное хозяйство, а потому трудиться сейчас надлежит вдвое-втрое больше, чем раньше... «Через несколько дней начинается уборка урожая в нашем колхозе, товарищи,— продолжал читать бригадир.—Надо нам всем потрудиться, как никогда. Порадовать Родину трудовыми подарка­ ми! Уборку надо провести в сжаты'е сроки и без потерь! Подняться всем от мала до велика на трудовой фронт! Родине, трудовому народу всех стран, освобожденных от фашизма, нужен наш хлеб! Надо напрячь все силы...» — Все! — крикнул кто-то из задних рядов. — Что — все? — остановился Федор Михайлович. — Все, говорю! —шумел тот же, до звона налитый слезами женский голос.— Ни напрягать, ни запрягать больше неча! Потому как ресурс весь вышел!.. У меня двое ребятишек с голоду померли. Последний, Ванька, умом тронулся... — Пожить ба трошки дали! Скока лет хребтину не разгибаем! — Ждали — кончится война, продых дадут... Вот они как обернулись, эти жестяные, больно царапающие душу слова конторского постановления! Бригадир стоял понурившись, ждал. Шум нарастал. Никто не знал, кого винить и за что. Но поняли все нут­ ром, что долгожданного праздника или хотя бы временного роздыха после победы —не будет, нет. И жить станет еще тяжелее: на войну те­ перь не сошлешься,—потерпим, мол, малость, война кончится, тогда уж... А сейчас чего ждать и сколько еще ждать? Рушились надежды, го­ дами лелеянные мечты. Постановление было той самой каплей, которая переполнила чашу людского терпения: За неимением виновных наброси­ лись на бригадира: он тут единственный представитель власти. — Усе кишки на кулак вымотал,— гудела Мокрына Коптева.— И навоз, и глину заместо трахтура запрягает возить! — Ишь, в белую рубашечку вырядился! А нам —хоть грех лопуха­ ми прикрывай, прости господи... — Не жди от нас работы, шабаш! — Люди добрые! —не вытерпел Федор Михайлович.— Вы подумай­ те, что говорите-то?! Да разъязви вас в душу-то! Поглядите в поле, ка- 57.