Сибирские огни, 1982, № 12

Таким и представлялось мне жилище первобытных людей на уро­ ках истории. Здесь и пахло самой древностью: глиной, каленым камнем, степной горечью кизячного дыма из растапливаемой печурки, какими-то сухими дикими травами. Бабка-Жужилка сварила рыбную похлебку пополам с травою-ле- бедой. Налила черное варево в большую глиняную чашку: — Угошшайтесь, гостеньки, больше и угошшать нечем... — Шамая по жубам твоим пишша,—передразнил ее веселый де­ душка Арсентий.—Мяшо-то все одно не ражжуешь. — Какое ноне мясо? — вздохнула бабушка Федора, развязывая свой узелок с овсяными лепешками.—Уж и позабыли, как оно пахнет... — А ему лишь бы жубошкалить,—обидчиво прошамкала хозяй­ ка.—Штарый — он ить как малый. Из ума-то выжил... И правда: дедушка Арсентий походил на шаловливого, капризного ребенка. Он то подшучивал над своей старухой, то покрикивал на нее, и наблюдать это было смешно: ведь Жужилка не только была годами, но и внешне выглядела моложе бабушки Федоры,— гладкая, круглоли­ цая,—и старухой-то называть еще неудобно, а уж рядом с дедушкой совсем казалась внучкой, только вот зубы потеряла где-то прежде времени. После обеда легли отдохнуть,— мы с бабушкой совсем нынче ма­ ло спали, а в ночь надо было ехать домой. Я улегся на прохладном гли­ няном полу, старухи умостились на топчане, а дедушка Арсентий ушел на улицу, сказав, что належаться успеет на том свете, надоест еще. — Как он счас? — шепотом спрашивала бабушка Федора у мачехи. — Жу-жу-жу,— слышалось в ответ. — Да неужто и счас вспоминает? — встревожилась бабушка.— Рань- ше-то не выказывал... Можа, и думал, да при себе держал, когда умом- то покрепче был. А теперь у него што на уме, то и на языке... Смысл этого загадочного разговора стал мне вскоре ясен. Не дав нам подремать и часа, в избу вошел дедушка Арсентий, сердито забуб­ нил, будто про себя: — Спит себе — и в ус не дует. А об обеде подумала? Чем третей угошшать? То-то, што не родная матушка,—сразу видать... Хрестинья, покойница, та бы счас на одной ноге вертелась, с-под земли достала ка­ ких ни на есть харчишек... Упреки эти относились, конечно, к Жужилке, а в пример ей дед ставил свою первую жену Хрестинью, бабушки Федоры родную мать, которая умерла назад тому с полвека. Вот аж когда аукнулась первая- то любовь! Больше того, позже бабушка Федора рассказала мне, что прадед мой Арсентий после смерти прабабки Хрестиньи, будучи сам в полном здравии и силе, перебрал много всяких «старух», все искал «та­ кую, как Хрестинья», да, видно, так и не нашел: двух совсем одинаковых людей на свете не бывает. А уж какая «такая» была эта Хрестинья, что в ней таилось такого, что запала в душу на всю долгую жизнь — это деду одному известно. Бабушка же Федора утверждала, что мать помнится ей самой обыкновенной женщиной, не шибко красивой и с «карахтером» далеко не ангельским. 5 Несмотря на обидные упреки старика, хозяйка при всем желании не могла достать даже «с-под земли» ничего, кроме той же лебединой по­ хлебки, и дедушка Арсентий предложил: — А не порыбачить ли нам? Авось повезет, дак и домой гостинчик будет, кулига тебе греха! — Да уж рыбак иж тебя. И вешло не подымешь... — А унучек-то зачем, Серега-то?! Мы отправились на берег. Дедушка Арсентий мелко семенил рядом, объяснял; 51 4 *