Сибирские огни, 1982, № 12

так близко — длинную, скелетно-костистую, с растрепанными седыми космами, с черным провалом кричащего рта, и даже слышу этот крик, жуткий, без роздыха, полный звериного отчаяния и смертельной тоски... Больно сжалось сердце, жесткой удавкой перехватило горло, и нет мо­ ченьки крикнуть, позвать на помощь... А над землей бегут и бегут призрачные дрожащие тени, быстро меркнут и возникают вновь. Не табуны ли это белых диких коней пла­ стаются над степью в бешеной скачке, и вольный ветер свистит в их се­ ребряных гривах, и земля гудит и вздрагивает от топота их копыт? И нет уже страха, нету боли, и все существо мое охватывает тревожное, мучительно-сладкое предчувствие чего-то большого и прекрасного, и я вспоминаю, что было уже со мной такое, было! Было в ту зимнюю ночь, когда из книжных корок вырезывал я игрушечных лошадок для укра­ шения елки и лошадки эти вдруг ожили, обрели стать и плоть, и по­ мчались по степи с развевающимися гривами, а сердце мое сжалось от предчувствия чего-то таинственного и страшного, что, наверное, всю жизнь будет мучить меня, звать в неведомую, недоступную даль... А утром я сочинил первые в своей жизни стихи. Теперь уж не по­ мню их, осталось толйко какое-то смутное чувство восторженности,— были там и полыхающие светозары, и скачущие по степи кони, и еще что-то по детски наивное и беспомощное. И помню еще, что именно с тех пор стала частенько посещать меня странная музыка, скорее даже какой-то неясный гул, который томился во мне, просясь, чтобы я вы­ кричал его стишками или песней... 4 К Чумакам, где жил дедушка Арсентий, мы подъезжали на ранней зорьке. Степь здесь была совсем голая; ни деревца, ни кустика, только бе­ лесые проплешины солончаков, да кое-где зеленые от осоки и камыша бо­ лотца, над которыми кружили в ныряющем полете на своих округлых мягких крыльях беспокойные, вечно чем-то недовольные, дико орущие чибисы. Деревня выт'янулась единственной длинной улицей по низкому, по­ логому берегу Чанов и была совсем не похожа на нашу. Песчаная до­ рога, ни травы, ни палисадников — все голо и уныло вокруг. Саманные хибарки такие крошечные, что кажутся неправдашними, игрушечными, вылепленными ребятишками из глины. Уж на что бедна, неказиста наша деревня Ключи, а эта и совсем нищенской выглядит. Углы многих избушек обвалились, окна маленькие, незрячие, как глаза у древних старух. Всюду на ветхих пряслах развешаны для просушки сети, невода, бредни, пахнет болотной тиной, тухлой рыбой, едким кизячным дымом. Не видно ни людей, ни куриц, ни собак. Что и говорить — тоскливая, безотрадная картина. Но я заметил, как потеплели серые, всегда жестоковатые глаза бабушки Федоры, как молодым светом озарилось ее большеносое морщинистое лицо и вся она встрепенулась, ожила: — Во-она, за тем мыском, видишь? — указала она рукой на озе­ ро.— Видишь? Тамока мы с тятей чуть не потонули однажды. Это ишо когда я в девках была... Сети сымать поплыли, а сиверко-низовик возь­ ми и налети. Раскачал озеро, барашки по нем пошли, а волнища-то ка-ак хлобыснет. по борту! Лодка-то наша и опрокинулась. А рыбаки, хоть и всю жизнь на воде, а плавать-то, как ни чудно это, почти никто не умеет. Даже зазорно считается у рыбаков: как это плавать без лодки, нешто мы рыбы безмозглые? Я-то ишо умела бултыхаться по-собачьи, а тятя сразу — топором ко дну. Поймалась я за лодку, ору дурнинушкой, тятя вынырнул, рот распялил, рукой што-то показывает, а волна-то опять накрыла его с головой. Вдругорядь вынырнул ближе, тоже за лодку ухватился. До-олго барахтались, пока до берега добрались. Я спраши­ ваю: чо ты кричал-то, тятя, чо показывал? А он: «показывал, штоб сети 49 4 Сибирские огни № 12