Сибирские огни, 1982, № 12

ми-, восьмисложными стихами, характерны» мм для народной плясовой* поэзии». Но было бы ошибкой выводить «всего» Данилова из фольклора, считать единствен­ ным источником его лирики устное творче­ ство якутского народа. Выросший в иное время, нежели родоначальники литературы Якутии, он творчески впитал и осмыслил традиции иных народов и культур. Большое влияние на него оказала русская поэзия. Меткая строка поэта о «русском всеохват­ ном языке» стала поистине крылатой. По­ этому соединение двух начал — язычески- красочной якутской народной поэтики и ев­ ропейской лирики — стало органичной и не­ отделимой чертой творчества Семена Дани­ лова. Схожими путями развивался поэтический дар сотоварища по поколению Сем. Дани­ лова Леонида Попова. Вместе с Элляем их выделяет раскрытие глубинной философской связи природы человека, неторопливое раз­ думье о жизни, о творчестве. Леонид Попов рано осознал свой поэтический путь и выра­ ботал суровую ответственность перед ска­ занным словом: Я жил стихом — богатым или бедным Я был? Не знаю... Был счастливым я. Трудно выделить в поэзии Леонида Попо­ ва темы, разложить их на периоды... Что же это? Единый лирический дневник или от­ рывочные записи увиденного и пережитого? Скорее — цельная система открытого диа­ лога с читателем, когда почти в каждом стихотворении звучит обращение к нему, где скрытое, а где и явное («Вы знаете, друзья, какой мой Тойбохой?»). Земля Якутии, как принято думать, скуд­ на на краски. Снега, тундра, тайга, вечная мерзлота... Но вот поэт пишет, открывая ви­ димые лишь ему детали: «Влажным золо­ том залит сучок...», «На землю кто-то сып­ лет звезды — они, толкаясь и спеша, летят, просверливая воздух, ночною теменью шур­ ша», «...Туманы утром рано наплывают до поры, как небесная сметана на ломте ржа­ ной горы». И вдруг под пером поэта зазвучит хор муравьев, откликнется медведь, катающий но льдине «снятую с темного неба белую, в желтых подпалинах, маленькую луну», за­ шепчут листья, заговорят птицы... Преобра­ зится весь мир. Холодное оцепенение приро­ ды смягчает добрая, а иногда и озорная улыбка: Зачем шаманка-вьюга колдовала, Раскидывала снежное шитье? Вчера сама подруга прибегала — Сегодня мне Откапывать Ее! (Перевод А. П р е л о в с к о г о ) Используя различные речевые оттенки, интонации, поэт создает живую и зримую картину родной Якутии, воспевает ее «огне­ упорных и морозостойких людей». В своей лирике он неизменно злободневен. Как пи­ шет один из критиков, «Леонид Попов ухо­ дит от равнодушно созерцательной или про­ сто описательной формы стихосложения...», то есть, вспоминая мысль Семена Данилова, свои рассуждения «никогда не преподно­ сит... в первородно-обнаженном виде», что для молодых литератур является немалым 170 достижением. Поэт пишет о геологах ■ тех* терах, скотоводах и золотоискателях, о Га­ гарине, о русских поэтах, у которых учился и учится, о бескрайних просторах России. В одном из своих стихотворений поэт да­ рит возлюбленной «небывалый подарок — серебристого стерха перо». Весеннюю птицу он называет «музой якута». Слушает «тоск­ ливо-протяжное курлыканье журавля» и ли­ рический герой Семена Данилова. В каких новых стихах якутских поэтов откликнется эта птица добра, светлой радости и счастья, кому принесет она заслуженную славу и из­ вестность?.. Певец восхода Лена, Улуг-Хем (Енисей), Абакан, Ка­ тунь —•названия сибирских рек, которые сквозными метафорами проходят в якут­ ской, тувинской, хакасской, алтайской поэ­ зии. Их величавое течение определяет иной раз и плавность, ровность слога, их перека­ ты «взрывают» стих, их берега хранят ле­ генды, которые пересказывают нам совре­ менные авторы. Для бурятского поэта Николая Дамдино- ва такой «рекой счастья» стал Баргузин, на берегах которого он родился. «Откуда я? — спрашивает поэт и тут же отвечает: —Из песенного края». «Песенный край» — не мета­ фора в стихах Николая Дамдинова. Долина реки Баргузин была заселена издревле, в русских летописях она впервые упоминается под 1648 год, когда боярский сын Ивашка Галкин срубил острог на новооткрытых зо­ лотых приисках. Но кто знает — сколько лет до этого здесь жили люди!.. Фольклор, сказания о подвигах богатыря Гэсэра, конечно же, были знакомы Дамди- нову с детства: по тем временам семья его считалась высокообразованной (отец поэта Дамдин Гармаев, ставший впоследствии председателем колхоза, читал и писал как по-русски, так и по-старомонгольски). Но отношение к фольклору у Николая Дамдинова никогда не было однозначным. Поэт никогда не растворяется в нем, не сти­ лизует свой почерк под древний лад. Сегод­ ня мы можем говорить о следовании Дам- диновым не букве, а духу фольклора. И хотя у поэта есть чисто фольклорный, сказочный стих (например, поэма «Возвра­ щение батыра»), но он воспринимается как попытка расширить свои жанровые границы, попробовать открыть новые пласты словес­ ной выразительности. В чем-то поэзия Дамдинова напоминает живопись бурятского художника Солбона Ринчинова: по своей красочной выразитель­ ности, по остроте восприятия мира. Гобеле­ ны, полотна Ринчинова насыщены светом, воздухом бурятской степи. И смотрятся как праздник. Не то ли в стихах Дамдинова! Какие необычные по свежести метафоры рождаются под его пером: Кто потрудился летом — ест досыта. Укрыла степь сугробов белизна. Серебряною пуговицей пришита К халату неба белая луна. (Перевод О. Д м и т р и е в а ) И ведь эти образы существуют неоторван- но от родной земли, от ее природы — они