Сибирские огни, 1982, № 12
подвиг — в самой натуре истинного художника, особенно русского писателя. Этот че ловеческий и гражданский подвиг и дает ему кровную родственность со своим народом. Из этого подвига и приходят герои книг. Впрочем, какие же это герои, персона жи? Дни, месяцы, рядом бок о бок прожитые единой судьбой в окопе, в работе, в походе? Соратники, собратья, из жизни в книгу переселившиеся,— живые людиі Как Андрей Болконский и Наташа Ростова... И вовсе не обязательно, чтобы они были столь же рыцарски благородны, как Андрей Болконский, и столь же полны очарования, как Наташа Ростова. Живые люди, живое дыхание которых слышишь у себя за спиной, когда о них думаешь. Как вот сейчас я слышу и вижу колхозного бригадира Федора Михайло вича Гуляева, по прозвищу Живчик. Он литературный герой, он пришел в мою жизнь со страниц повести Петра Дедова «Светозары», но я-то знаю: он живой и сейчас жи вет в глухой кулундинской деревеньке. Такой шустрый, веселый молодой человек с обгорелым в танке лицом, с умными хитровато-простоватыми глазами. Весь по ма кушку в заботах о малой деревнюшке своей, носится он на бригадирском коньке-гор- бунке в неизменной белой рубахе, которую сам стирает и гладит, потому что она, эта рубаха, единственный предмет роскоши в его гардеробе, а он и щеголь великий. Длинную ночь, а показалось, целую жизнь прожил я рядом с бригадиром Жив чиком, и горько смеялся, и сладко плакал... Федор Гуляев обладает величайшим человеческим талантом— даром бескорыстия. Созрел урожай, и бригадир рассудил: перед громадой предстоящей уборки надо устроить, хоть маленький, но праздник. Пусть люди хотя бы два-три вечерних часа от дохнут, перезедут дух после четырех лет страшного военного труда. Улыбнутся, по поют песни,— ах, как стосковались люди по всему этомуі Но бедна деревня, не с чем в магазин бежать, в кассе ни копейки. Есть, правда, у бригадира велосипед, единст венное бригадирское имение, и велосипед тут же продается на общий «сабантуй»: по гуляй, отдохни, деревня! Всякий ли рыцарь голубых кровей был способен отдать людям последнее, са- мое-самое последнее?! Разве что идальго из Ламанчи Дон Кихот... Вот и нес Добро и Свет людям этот пропахший навозом деревенский Дон Кихот, постоянно пуганный, руганный, никакой корысти не знавший, кроме, может быть, еди ной — любви людской... Без таких людей деревня наша в долгое лихолетье военное захирела бы, навер ное, заглохла, опустошилась бы окончательно. Но, слава богу, были, есть и будут Федоры Гуляевы в нашей жизни! Страшно пуста жизнь без неприметных этих богатырей, пус та и книга,— недолог ее век. А Петр Дедов со щедростью зрелого мастера знакомит нас еще и с «великой ругательницей» бабушкой Федорой:* «И уму непостижимо, как она, наша маленькая бабушка, справлялась с этим грозным печным пламенем, без устали ворочала ухватом ведерные чугуны и горшки, успевала выхватывать из огня то, что закипало, ставилось новое варево, и так несколько утренних часов кряду»... Заметим в скобках, тем же ухватом саданула бы мужа, полезь он к печке помо гать,— совершенно неэмансипированная женщина... И со смешным до слез, трагически великим прадедушкой Арсентием познакомил: — Дедушка, а тебе охота еще пожить? — Пожить-то, отчего не пожить, да робить, вишь, не могу больше... А так, чу жим трудом — какая это жизнь? И с Сенькой Палкиным, лихим гаером сельским,— с церкви крест содрать чужую жену увести, больного коня пристрелить, наврать-нахвастать, поплясать на общую по теху— и все это артистично, до предела цинично, гадко,— тоже некий талант, нега тивный, разрушительный,— и такой тип зрел в недрах народных. И с антиподом его — Сашкой Гайдабурой — без ног вернувшимся с фронта, ни кому не хотевшим быть в тягость, особенно жене Тамарке. Ради любви к жене Сашка научается делать всю крестьянскую работу— косить, возить дрова, работать до изну рения на лобогрейке — сам себя привязывал вожжами, чтобы не свалиться, и даже бороться с парнями — без ног-то — горькое это молодечество — тоже ради краси вой стервы Тамарки,— ее-то и увел неведомо куда Сенька Палкин... В повестях Дедова как имя— так судьба, как фамилия — так и социальный тип. Своеобразная энциклопедия сельской жизни тех десятилетий, которые оглушила сво им грохотом война. Он, этот грохот, стал уже нашим прошлым. И чем правдивее будет рассказано о «боли» тех лет, тем глубже в души молодых будут посеяны благородные зерна тре воги и за наше настоящее, и будущее. И еще об одном герое повестей Дедова нельзя не сказсть: герой этот на каж дой странице, в каждом персонаже, в строка каждой — этот герой — Правда. В разгар уборки колхозники жили на «своем», что давали им огород,' коровенка, но вот план хлебосдачи выполнен, бригадир решил порадовать изголодавшихся, по черневших от непосильной работы колхозников авансом — двести граммов зерна на трудодень. Но налетел, застучал кнутовищем председатель колхоза: прекратить безо бразие! Розданное зерно — вернуть... «Выдать покеля отходы. И снаряжай... красный обоз. Районные руководители оказывают нашему колхозу большую честь: мы первые в районе отправляем на элеватор красный обоз с хлебом сверх плана! И чтобы фла ги, лозунги там всякие,— все честь по чести»... «Отходы, плевела, охвостья, озадки, одонки, полова, обвейки... Каких только на званий не придумано этому суррогату, что остается при очистке зерна! Однако, как 123
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2