Сибирские огни, 1982, № 12

ными сполохами, да и без этого дорога хорошо угадывалась: она шла вдоль вспаханной полосы. С матерью столкнулся у самой деревенской околицы. — Как мое сердце чуяло! — закричала она, узнав о несчастье.— Беги, запрягай лошадь! Скорее, сынок! Дождь сек холодными хлесткими струями, когда ехал я обратно. Я промок до нитки, но холода не чувствовал. Я гнал лошадь наметом, шмотья грязи летели из-под копыт, попадали мне в грудь, в лицо. Телегу бросало на ухабах, она готова была развалиться. Гроза уходила, но гром рычал по-прежнему грозно, раскатисто, и степь озарялась бледно-голу­ бым мертвым светом. Трактор, подсвеченный снизу фонарем, показался издали неведомым зверем, припавшим на передние лапы, изготовившимся к прыжку. Не доезжая, я привязал коня за придорожный куст ракитника, подошел ближе. Сгорбившись, мама сидела под трактором. Рядом навзничь ле­ жал Федор Михайлович. Голова его была на маминых коленях. Из-под стеганки слабо белел ворот рубахи, а обожженное на войне лицо по­ казалось черным, как земля. И оно было совсем неподвижным. Мама тихонько качалась и что-то говорила, говорила, наклоняясь к этому страшному лицу. — Не уходи,— расслышал я,— пожалей... Не умирай, ради бога... Полыхнула далекая молния. Угрюмый низкий гром снова нарушил великое безмолвие степи. Я почувствовал, как содрогнулась под ногами земля. А капли дождя катились по лицу, холодили щеки, попадали на губы. Они были соленые. РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ПРОЗОЙ ПЕТРА ДЕДОВА «Мы не врачи. Мы — боль»,— сказал о писателях Герцен. Можно ли принять этот афоризм великого революционера и просветителя за универсальное определение смысла писательского труда? Я думаю, что нет, да и едва ли Герцен стремился дать исчерпывающее опреде­ ление многосложному труду писателя. Конечно же, он знал, писатели бывают разны­ ми и пишут по-разному. Как по-разному поют птицы, цветут травы, как по-разному звенят речки. В сущности, одинаковые писатели не нужны. Одинаковых писателей, вообще культуру без борения, сшибок мнений, клокотания мысли способно создать лишь не­ здоровое общество. Нужен, конечно же, нужен детектив с погонями и выстрелами из карманов пла­ щей,— современная сказка, как выразился поэт Андрей Вознесенский. Есть яростные поклонники надиктованных на аппараты эпопей, где замечательно умные, замечательно красивые положительные герои одерживают блистательные победы. И я не против почитать современную чертовщину о прогулках то в пять тысяч лет назад, то в десять тысяч лет вперед — бумажная эта литература в век НТР имеет своего читателя,— современный читатель вечно голоден духовно. И все-таки я согласен с Герценом, литература истинная, вечная — о «боли», о народном «самочувствии», если выразиться врачебным языком. Классика, особенно русская, говорила, главным образом, о недугах общества, о народных страданиях, и страстно звала тех, кто приходил потом врачевать эти недуги хирургическим ножом революции, чтобы не стали они недугами дня завтрашнего. Не в этом ли, кроме всего прочего, секрет вечной молодости классики? Ведь го­ воря о болях дня текущего, они провидели день завтрашний, то есть сегодняшний деньі И торопили его... Слышать боль народную — это высокий дар художника. Этот дар — от сердца чистого и мудрого. У нас в литературе современной немало писателей, сердца кото­ рых обладают поразительной зоркостью к «самочувствию» народному. Назову два имени — Василий Белов, Валентин Распутин. Называю только их потому, что они одно­ го поколения с Петром Дедовым, повесть которого прочел сейчас читатель. Талант писателя еще и в. личной судьбе. Утверждаю: личное участие писателя в главных событиях своего времени обязательно. Внутреннему зову повинуясь,— а не есть ли это зов — любовь к народу? — писатель стремится в самое пекло. Если война, то война не в Ташкенте, а в окопах. Иначе, как почувствуешь боль народную? Как рас­ скажешь о ней, об истоках ее? Молодой Лев Толстой добровольцем пошел в кровавое месиво Севастопольской страды. Больной туберкулезом Чехов через всю Россию долгие месяцы ехал на пере­ кладных, чтобы попасть в великое скопище страдания народного — на Сахалин. Такой 122