Сибирские огни, 1982, № 12

— Ну, а зачем вы ее нарушаете? — не унималась Наташа.— Боль­ ше за это платят? — Да никто ничего не платиті —кипел Максим Войнович.— Про­ сто... Ну, как тебе объяснить? Чтобы до конца остудить паровозный котел, нужно много времени. А если даже паровоз простоит один час — о-ё-ё какие убытки государству. Тысячи рубликові Понимаешь? Из-за меня — тысячи рубликов? — Почему из-за вас-то? — вмешался я.— Вы-то при чем? — А при том! Какая мне, к примеру, разница, в котором котле ра­ ботать: в остывшем или в горячем? Разница небольшая. ...Ну, правда, в горячем-то котле бывает жарковато иногда — аж волосы трещат. Так разве можно такие пустяки ставить на одну доску с тем, что для госу­ дарства тысячи рублей экономятся? — Не только волосы трещат,—ощерилась Наташа.—Ножка ваша вот тоже затрещала, пузырьками взялась. Больничная коечка, бюллете- ник опять же — убыток государству. — Какой это убыток! —устало отмахнулся старик.— Копейки ка­ кие-нибудь. — Ну, а если бы поджарились до смерти? — Такого быть не может! — твердо заявил Максил Воинович.— Я что, первый раз в горячем котле работал? Да всю войну в горячих приходилось вкалывать! В те поры на эту технику безопасности мень­ ше всего смотрели. А тут... ну, чистая случайность. Нечаянно ногу под колосник подсунул. Так от случайностей кто застрахован? По до­ роге идешь, поскользнулся — и нога хряснула... А газетчика этого я разыщу, вот только подняться бы скорей. Не сполнил мою просьбу, раз­ болтал про горячий котел — бог с ним. Но как он, шельмец, умудрился галстук на меня надеть?! ...Приходил навестить меня Дима Бережков, тот самый, что во вре­ мя драки прятался за углом вместе с другими Васькиными корешами, а когда увидел нечестность своего атамана, то с криком: «Брось палку! Незаконно!» первый выбежал из укрытия, чтобы навести справедли­ вость. Но опоздал. Дима принес мне драгоценных в ту пору десяток конфет-подушечек, и видел я, что чувствовал он себя передо мной виноватым. — Мы ему, Ваське Жебелю, задали потом жару,— рассказывал Дима тихим голосом.—До сих пор ходит чухает бока... И из школы его чуть не исключили... Дима неловко сидел на краешке стула возле моей кровати,— ма­ ленький, худенький, большеглазый,—и мне вдруг стало жалко его до слез: такой он несчастный в своей виноватости. У нас в деревне вряд ли кто из мальчишек стал бы вот так деликатничать в подобном случае. Вот и разберись тут... Перед уходом его я наказал, чтобы он передал нашей классной ру­ ководительнице мою большую просьбу: ничего не сообщать в деревню матери. Чем она мне поможет сейчас, мама? Только расстроится лиш­ ний раз, а горя и забот у нее и так по ноздри. То же самое наказывал я квартирной хозяйке бабушке Мельнико­ вой, которая три раза навещала меня в больнице. Всем наказывал, а она •— вот она: однажды воскресным утром яви­ лась ко мне в больницу моя матушка! V 8 Уже будучи взрослым я вспомнил про этот случай и спросил у нее. как она узнала тогда, что я попал в больницу? — Может, сказал кто? — задумалась мама.— Запамятовала сов­ сем... Да нет, вроде никто не говорил. Сама почуяла... Когда она вошла в палату, я сперва не узнал ее: щеки и нос были черные, губы спеклись,—она обморозила лицо и ноги. 115 8 *