Сибирские огни, 1982, № 12

Больше других почему-то любят их муравьи, может быть, сами и вы­ севают у своих жилищ... Леонид Васильевич разгорался вместе со своим рассказом, на ску­ лах его появлялся нездоровый бледный румянец, и уже незаметно было, что он шепелявил и нервные руки его не терзали спинку стула,—он весь преображался и сиял. И выходило по его словам, что земля наша напол­ нена величием жизни, все на ней достойно жизни, и каждая самая малая малость, каждая букашка-таракашка — это дивное диво, это целый мир, удивительно сложный, таинственный, прекрасный. Он очень много знал, наш учитель зоологии. Ходили неясные слухи, что до войны он жил чуть ли не в Москве, был видным ученым, а те­ перь вот, после стольких перенесенных в плену страданий, оказался почему-то в нашей сибирской глуши, больной и одинокий. И, видно, общение с нами, ребятишками, было для него единственной радостью,— настолько он был искренним и бескорыстным. Он говорил весь урок, а мы сидели и слушали и часто не замечали звонка на перерыв, пока кто-нибудь, к примеру, тот же великовозрастный Васька Жебель, зата­ ивший на учителя обиду, не начинал шумно возиться, хлопать крыш­ кой парты. Васька Жебель был из той породы людей, которые никому и ни­ когда не прощают своих обид. 6 От Васьки Жебеля и узнал я недавно о дальнейшей судьбе препо­ давателя зоологий Леонида Васильевича Смагина. Оказывается, той же весной, после окончания учебного года, его забрали. Взяли и куда- то увезли. С концом. Потом кое с кем из учителей и учеников беседовали, кое-кого допрашивали, и из всего этого явились смутные догадки, что Смагину не простили двухгодичного пребывания в немецком плену. — Такие делишки,^—заключил рассказ Васька Жебель.— Помнишь, проповедывал нам в школе, чтоб природу берегли: насекомое, мол,— и то достойно жизни и восхищения. Святошей прикидывался, а у само­ го-то, видать, рыльце было в пушку... С Васькой Жебелем, а ныне — Василием Кирьяновичем Жебеле- вым, заместителем ректора пединститута по хозяйственной части,— как с гордостью отрекомендовался он, мы встретились совершенно неожи­ данно года три тому назад. Педагогический институт, который я в свое время закончил, по старой и доброй традиции пригласил на вечер быв­ ших выпускников. С наійего курса явилось человек семь. Знал я неко­ торых ребят и с других факультетов, и вот собрались мы после офи­ циальной части в нашей старой и по сей день милой сердцу студенческой столовке. Сколько было воспоминаний, грустных и веселых рассказов, даже слез! Ведь нигде так не ощущается жестокая беспощадность времени, как при встрече после долгой разлуки со старыми друзьями. И вот среди этой суматохи, среди обрывочных восклицаний, напе­ ребой произносимых тостов, грубого звона граненых стаканов, я почув­ ствовал, что за мною кто-то пристально наблюдает. Оглядел бушующее застолье,—вроде, все заняты, особого интереса к моей персоне никто не проявляет. А странное ощущение не проходило. Я оглянулся назад. Около раздаточной суетились обслуживающие наши столы студентки в нарядных белых фартучках, ими руководил высокий грузный человек в черном костюме. Этот человек в упор глядел на меня. Что-то знакомое померещилось в этом круглом плоском лице, крохотном, как у карася, ротике с опущенными уголками губ. И давне-давнее мелькнуло вдруг: вечер, вьюга темная, пустынная улица райцентра. Я бегу, я спешу из школы. Фуфайчонку мою пронизывает насквозь, голые руки закосте­ нели от холода, не гнутся, стали, как грабли. Я бегу и чувствую, что спешить мне некуда, что он ждет уже меня за поворотом и сейчас вый­ дет наперерез. У меня нет уже боязни: к страху я привык. Лишь под- 110