Сибирские огни, 1982, № 12

Виктор откладывал в сторону сапог, который чинил, покорно плел­ ся в горницу. — Какую рубаху оденешь — синю или бордову? — доносился от­ туда возбужденный Клавин голос. — Дак рано ишо наряжаться-то,— вяло отзывался Виктор.—Ну, давай синю. — Ишь, чего захотел! Совсем башка не варит! Синю ты ведь в тот раз надевал. Подумают люди, что всего разъединетвенная рубаха у мужика. На бордову! — Чего тогда и спрашивать,— ворчал Виктор, возвращаясь к пре­ рванной работе. И вот как-то, вернувшись из гостей, Клава задурила. — Значится, не хочешь аккордеон покупать? — наседала она на мужа.—Значится, не дождать мне культурной жизни? — На какие шиши покупать его? — возразил Виктор. Клава будто этих слов и ожидала,—взвилась, как ошпаренная. — Да какой же ты мужик тогда, какой добытчик! — заголосила она.— Вон Кошкалдин, вон какими денжищами ворочает, а из тебя мужик — только штанами трясти! Садись починять лапти, и чтоб до утра не разогнулся! Коли другим путем зашибить деньгу не могёшь! Виктор был немного выпивши,— я заметил, как порозовели его ску­ лы, а глаза стали маленькие и колючие. — Садись, садись! — орала Клава, сцапав его, как кутенка за ши­ ворот и волоча к сапожному стульчику. Рубаха на нем затрещала, с ворота посыпались пуговицы. — Постой! — Виктор вдруг схватил жену за руку, резко дернул вниз. Клава встала перед ним на четвереньки, и так стояла, задрав на него голову и округлив глаза от изумления и ужаса. Но скоро опом­ нилась, и с диким визгом «мамочки, спасите, убивают!» бросилась на мужа. Виктор, изловчившись, легко подхватил ее на руки, подбежал к раскрытому подполу, куда полезла за картошкой старуха: — Вылезай, мать, освобождай карцер! Старуха испуганно выскочила, а Виктор с большим проворством и ловкостью мигом засадил туда свою супругу, как она ни билась и ни дрыгала ногами. Мигом же захлопнул крышку подпола, надвинул на нее пузатый, кованный жестью,'сундук. Сначала в подполе было тихо, Клава, видно, онемела от неожидан­ ности. Потом раздался протяжный рев, изба затряслась от бешеных ударов: — Мамочки родные, спасите! — доносилось из подпола. — Ничо, охолонь маленько,— приговаривал Виктор, стягивая по­ рванную женой рубаху. Обнаженный до пояса, он не казался мне та­ ким уж замухрышкой, каким выглядел в мешковатой своей одежде. Правда, плечи были узки, а на спине по-мальчишески остро выпирали лопатки, но руки длинные, жилистые, с большими, как лопаты, ладо­ нями. И при каждом движении под бледной, чуждой загару кожею, жгутами свивались крепкие сухие мускулы. После этого вечера Клава маленько присмирела, стала не такой прыткой и горластой. В гости они теперь ходили с Виктором редко. Но и без гостеваний Виктор стал частенько являться с работы пьяным. Как-то пришел, когда я дома был один, учил уроки. Подсел напротив, уставился на меня посоловелыми глазами. Я сидел, как на иголках, ли­ стал, мусолил книгу: попробуй сосредоточиться, когда за тобой при­ стально кто-то наблюдает. — Ты чего, дядя Вить? — не выдержал я. — А! — встрепенулся он, как ото сна.—А ничего, завидую вот. Учишься... А мне не довелось. — Тяжелое это дело — учение,— вздохнул я. — Знамо нелегкое,— согласился он,—Я бы дак и не смог, навер­ но. Да и не шибко интересно, я соврал, что завидую. — Как это не интересно учиться?! — загорячился я.—Ведь это 106