Сибирские огни, 1982, № 12

Зимой они уехали. Сенька Палкин сбежал от пр’инудиловки сам и увез куда-то Тамарку. Больше я их не видел. Никогда!.. Глава 8 . Чуэ/сие люди 1 Случилось так, что в нашей школе-десятилетке «выпал» шестой класс. Да, взял и исчез бесследно! Еще в пятом нас было семеро гаври­ ков, все с горем пополам переползли в шестой, но к началу учебного года шестого класса, куда я должен был ходить, не оказалось. Еще зимою умер Шурик Бочарников. С войны оставался он в семье за старшего, как и я. Но мать его без конца болела, родственников у них не было, и Шурик надорвался на непосильных работах. Он и учил- ся-то вроде понарошке, в школу являлся через день, а то и через два, забивался в уголок на заднюю парту и там дремал, уткнув лицо в ла­ дони. Кажется, я никогда не слышал его голоса, не помню, чтобы он улыбнулся. Учителя его не тревожили, только сочувственно вздыхали. На его круглом, водянисто припухшем от голода синеватом лице было сонное равнодушие, красные щелки трахомных глаз вечно слези­ лись, и, помню к стыду своему, вызывал он у меня не сострадание, а скорее брезгливое чувство. Недели две его не было в школе, а потом мы узнали: умер. Случи­ лось это в страшную пургу, попасть на кладбище в этакую погибель не было никакой возможности, и'мертвый Шурик трое суток пролежал в холодном чуланчике, через стенку от больной матери и двух младших се­ стренок. Когда утихла метель, тем же днем выкопали могилу и решили спеш­ но хоронить. Мы пошли всем классом. Сделали венок из бумажных цветов, крашенных свекольным соком и отваром луковой шелухи. На­ роду на похоронах было мало, в холодных сенцах жались какие-то чер­ ные старухи, и, проходя, я услышал обрывок разговора: — Трое-то суток в чулане — не шибко это баско. И крысы могли попортить... —Дак, а в теплой-то избе и сам бы спортился... От этих слов меня обожгло, всего передернуло: неужели это о Шурике, о моем однокашнике? Шурик лежал на столе посреди избы, лицо его обрезалось и стало красивым, будто выточенное из желтой кости. Что-то вроде улыбки притенялось в уголках губ, словно счастлив он был избавлением от земных мук... Больную мать Шурика держали под руки старухи, она тоненько ску­ лила и все порывалась припасть к сыну. Ей удалось это, она упала на Шурика, и покойник под белым покрывалом вдруг зашевелился всём телом. Мать отскочила и упала на пол, все в ужасе шарахнулись к двери, а Шурик потягивался, как во сне, и шевелил ногами. — Да не пужайтесь! — крикнула какая-то старуха.—іОттаивать он начал, вот и зашевелился. После Шурика из шестого класса выбыл и второй мой однокласс­ ник — Володя Айзенберг. У него нашелся отец, и он уехал с матерью к себе на родину, в Ленинград. Это был курчавый, похожий на девчонку подросток, привлекательный нездешней красотой. Приехали они к нам еще во время ленинградской блокады, мать устроилась аптекаршей, и жили они в крохотной комнатушке при больнице, где размещалась и скудная аптека. Володя из-за переездов пропустил учебный год, был старше всех нас, учился хорошо, был начитанным, вежливым с учителями, а на нас I* 99