Сибирские огни, 1982, № 12
тельная фигура мелькнула за решетчатой оградою хлебоприемного пунк та? На пару с девушкой пампушкой, которая брала из моих мешков пшеницу на анализ? Каким же чудом он проник во двор? Или это мне померещилось?.. Сенька появился не скоро. И пришел не один. Все тот же уполномо ченный Сидоров в своем неизменном кожане,— вот кто был .рядом с ним! И это даже грозного приемщика ошарашило. — Начальники уходят... но приходят,—*тихонько сказал ему Сень ка, подняв кверху указательный палец. Уполномоченный потребовал, чтобы анализы повторили: «Передо вики-ударники обманывать не могут! На кого тогда надеяться?» Девушка-пампушка подошла к моему возу: — Развязывай мешок... Не этот. Вон тот... На этот раз зерно у нас приняли! — От человек! — восхищался Сенька, имея в виду уполномоченно го.— Пришел к ему домой, поднял с постели... Адрес дал дежурный в райкоме. Ага... Начал извиняться, так, мол, и так... Он и слухать не стал. Дело, говорит, прежде всего. И пошел со мною ночью. А живет — аж на том краю города... Железный человек! 11 Было около полуночи, когда мы выехдли из райцентра. Лошади не кормлены, не поены. Сами валились с ног от голода, усталости и нерво трепки. Но стегали и стегали лошадей, будто боялись погони. И лишь когда скрылись из виду редкие огоньки города, остановились на ночлег у какого-то крохотного озерка. Оно стеклянным осколком тускло бле стело в темных полях. Наломали камышу и бурьяну, насобирали сухих коровьих шевяков, развели костер. Стали варить картофельный суп,-для сытности высыпали в него пару горсточек пшеницы, которую удалось натрясти из пустых меш ков. Суп вонял болотной няшей, зерно в нем не успело развариться. Но есть уже не хотелось. Ничего уже не хотелось... Вспомнилось мельком, как ездили мы недавно с бабушкой Федорой к ее отцу, столетнему деду Арсентию. И вот так же ночевали в степи. Но какая то была чудесная и тревожная ночь! Как полыхали над озером таинственные светозары, как восторженно и мучительно-сладко было на душе! Та ночь породила во мне неясный гул, странную музыку, которая нередко теперь звучит во мне и просится, чтобы я выкричал ее песней или стихами... А сегодня почему-то все так тоскливо и горько... и холодно, и не уютно в ночной степи. Ущербная луна прячется за грязные лохмотья облаков и словно бы подглядывает оттуда, то высовываясь, то вновь скрываясь. Мы с Васильком идем к моей телеге, стелем себе постель из пустых мешков, мешками же и укрываемся, да еще драными своими шубенка ми. От мешков пахнет коноплей и пшеницей. Рядом топочут стреножен ные лошади, с треском срывая зубами жесткую осеннюю траву. У кост ра еще какое-то время слышится разговор взрослых. — Женишки-то мои спать ушли,—жеманится Клавка Пузырева.- Вот он какой пошел нонешний кавалер... Пойдем, Тамарка, и мы с то бой завалимся на пару... Или ты как? Тамарка молчит. Она вообще молчит все эти дни, только хмурится и краснеет. — Айда, Тамарка,— слышу я сквозь сон Клавкин голос уже из со седней телеги.—Айда, я тебе и местечко нагрела... И я забываюсь в чуткой дремоте, и все кажется мне, что кто-то буб нит, разговаривает рядом. Просыпаюсь от холода. Пробрало меня до костей, все тело сжалось, и я кажусь сам себе легким, невесомым. Оказывается, во сне Василек перетянул все мешки на себя. Навожу порядок, делю мешки поровну и 7 Сибирские огни №12 ‘ 97
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2