Сибирские огни, 1982, № 11

Если его не спрыснуть, он завянет. Я уж точно знаю. Маленький запойчик, а? Мы с тобой и две дамы? А? — Да я не знаю,—смутился Климов — Я ведь не пью. Не нравится мне. — Да никому это не нравится,— засмеялся Терентьев.— Эх ты, птенчик! Всем противно, а пьют. Ничего не поделаешь, традиция. Надо чтить'обычаи. И Люську за­ хватим. Послушай, баба на тебя глаз положила. Как узнала, что ты развелся, так сразу же начала о тебе информацию собирать. И то ее интересует, и это, и всякое такое. Все меня теребит, познакомь да познакомь. Ты не теряйся, не жениться же в конце концов. Годочки, конечно, поджимают, а так ничего. Вполне годится. — Для чего? — не понял Климов. — Да пироги печь, дурашка! — захохотал Терентьев. Климов никогда не любил рестораны с их громкой фальшивой музыкой, разно­ шерстной публикой, неприветливыми официантами. Он не мог понять, для чего стре­ мятся в душные большие залы, где вокруг только чужие, потные, равнодушные к тебе люди, если вкусно поесть можно и дома, а пластинка с хорошей музыкой намного луч­ ше самодеятельности, навязывающей тебе свои вкусы. Но от Терентьева отвязаться ^ак и не смог, и пошел с ним как был — в мятом костюме и захватанной рубашке. Теренть­ ев привел двух женщин. Одна из них, назвавшись Люсей, сразу же взяла Климова под руку, и он, смущаясь и краснея поминутно, односложно отвечал на ее вопросы и все пытался высвободить локоть. С чувством обреченности он выпил первую рюмку, но легче от этого не стало. Еда была дурно приготовлена, за соседними столиками сидели краснолицые крикливые люди, оркестр играл из рук вон плохо, и Климов совсем затосковал. Он смотрел на тес­ ный круг танцующих, на неверные движения их, нарочито веселые лица, показную ра­ зухабистость и лениво раздумывал о том, что все это больше похоже на котел, в кото­ ром варятся яркие, пустившие сок куски овощей и мяса. Его быстро затошнило от запахов, мельтешенья красок, музыки, от Терентьева, громко рассказывающего анекдо­ ты, от женщин, смеющихся вместе с ним. Он встал и сказал Терентьеву: — Я пойду, а? Терентьев сильно дернул его за рукав и посадил на место. — Люся,— сказал он,— наш друг скучает. К чему бы это? И, подмигнув, захохотал. Люся подсела ближе, наполнила рюмку, подцепила вилкой салат и, смеясь, заста­ вила Климова выпить. А потом еще одну и еще. — Ну вот, теперь другое дело,—сказал Терентьев, когда смолкла музыка и зал постепенно начал опустевать.— Климов, мы пошли одеваться, а ты пока расплатись. Дай номерок, я возьму твое пальто. Да не падай, дурашка, держись прямо. А еще говорил, что пить не любит. Кто же не любит, дурачок? И он снова рассмеялся. Климова усадили на переднее сиденье такси, назвали адрес, с хохотом захлопнули дверцу и -он облегченно вздохнул, что наконец-то остался один, и можно расслабиться и выдохнуть дурманящие пары, и даже подремать немного, пока такси мягко катит по темным улицам города к его дому, уже почти родному и желанному. Но чьи-то горя­ чие руки обняли его за шею, он вздрогнул и узнал Люсю. — Нам по пути? — спросил он, отстраняясь. — Ну и шутник Псе ты, Климов,— шепнула она и поцеловала его в ухо. Громко стуча каблуками по ночному коридорчику коммуналки, они зашли-в его комнату и Климов поспешно захлопнул дверь. Соседей он стеснялся. — Тесно у меня,— сказал он извиняющимся тоном. — А мне здесь нравится,— сказала Люся, напевая и снимая пальто.— Чем меньше комната, тем ближе друг к другу. Климов вздрогнул и с опаской взглянул на нее. Он не мог сказать, что она не нравится ему, просто она была чужой, а близкой могла быть только жена. Его жена, и никто больше. Кроме нее, ему никогда не приходилось целовать другую женщину, и он заранее ежился, представляя себе, что сейчас, наверное, придется делать это, а бежать просто некуда, потому что дом у него один. Прямо в пальто он сел на диван и, спря­ тав голову в воротник, чуть не задремал. — Эй, Климов! — капризно сказала Люся, расталкивая его,-г Ты что хамишь? 84