Сибирские огни, 1982, № 11

Подумал Никитка и ответил: — Не могу я, матушка-медведида, дело свое бросить, я людей лечу, от злой хвори спасаю. А за привет и ласку материнскую — спасибо. Женщина погладила Никитку по голове и сказала: — Молодец, Никитушка, что не о своем только счастье печешься. Доброе это де­ ло: хрорых лечить, слабым помогать. Ну, а в тайге теперь ты желанный гость. Как за­ хочешь нас повидать, приходи на эту полянку. Обойдешь ель три раза — нас увидишь. А коли домой вернуться пожелаешь, иди в обратную сторону. Да помни, кто четвертый раз обойдет — медведем обернется и не сможет среди людей жить. Поблагодарил Никитка женщину и пошел вокруг ели в обратную* сторону. Только обошел три раз, глядь: ни терема, ни женщины с ^альчонкой. Поклонился в пояс ели и пошел в село. Так и жил Никитка: по тайге бродил, травы собирал, людей лечил. И медведицу с медвежонком частенько проведывал. Вскорости в доброго парня вытянулся: в глазах синь небесная, темные волосы кольцами вьются. Засматривались девчата на парня. Да только он не очень. Все в лес душой тянется. Смеялись над ним мужики: пора, мол, парня к охотницкому делу приставить, а он все травку собирает. Богатые вовсе за блажного считали; не раз поучали: — Сходи-ка, парень, на промысел, добудь медведя, годь прикроешь. Никитка отнекивался: — Ни к чему мне это. Богатство через чужую смерть мне не надобно. Тайга, она и добрым делом кормит. ' С тех пор махнули на него рукой. Но вот как-то прошел слух по деревне: в наших лесах медведица объявилась, а при ней медвежонок. И уж больно шуба хороша. Кой у кого жадность и заиграла — удумали добыть шубу-то. Многие охотники, правда, говорили: ' — Зачем матку губить, людей, мол, не трогает. Да их разве слушали. Кричат одно: «Добудем! Убьем! Сегодня не трогает, завтра корову задерет!» Собралось с пяток этих крикунов-добытчиков. Ушли в тайгу. А Никита в это вре­ мя в городе был, травку сдавал городскому лекарю, не знал, что задумали жадные охотники. А как приехал, слышит — шум да гвалт стоит: все бегут в конец села. Никит­ ка за ними. Прибежали. Глядят. Безут на телеге те самые крикуны-охотники медведицу, а с ней и медвежонка пристреленного. Сами довольные. А Никита как увидел, так и об­ мер. Стал просить: — Отдайте медведицу?! А на него глаза таращат... — Ишь чего захотел! Мы добывали, а ему задаром отдай! Но Никитка не отходит, просит, чего хошь предлагает. Охотнички не устояли, за­ ломили деньгу порядочную. Никитка не перечил. Сговорился с приезжим мужиком, запродал ему свою избенку со всей рухлядью и деньжата, что от лекаря привез, добавил, ну и отдал все охотни. чкам, будь они неладны. Увез Никитка к себе медведицу с медвежонком. А люди переглядываются: совсем спятил. Послали досмотрщиков. Всю ночь у Никитки в окнах свет горел да стук из из­ бы доносился, вроде мастерил что-то. Утром увидели все— Никитка два гроба для мед­ ведей сделал, и волосы его, что черными кудрями до плеч свисали, словно серебром Подернулись. Схоронил он медредицу с медвежонком, взял котомку, перекинул через плечо и подался в тайгу. Только его и видели. Вернулся на полянку, обошел ель три раза. Глянь, на полянке тот же терем стоит, только у крыльца зайчата сидят, лапками глаза прикрыли, плачут. Заглянул Никитка в терем — в нем пусто, холодно. Склонил голову, подошел к ели. А та махнула веточками и почудилось ему, вроде кто шепчет на ухо: Не кручинься, Никитушка. Помочь твоему горю можно. Сорви с меня две шишки —одну большую, другую маленькую, кинь в сторону села, сам обойди меня че­ тыре раза. Но тут вспомнил Никитка слова медведицы: «Кто четвертый раз ель обойдет_ в медведя обернется, тот не сможет средь людей жить». Однако не стал раздумывать, все исполнил, как ель указала. Сорвал Шишки, кинул в сторону села, обошел ель четы­ ре раза и Обернулся медведем». 71