Сибирские огни, 1982, № 11

Никитке любопытно, вышел на поляну смело. А медвежонок к нему закосолапил. Подошел, мордой тычется. Вынул Никитка пирожка кусочек, отломил половину. Мед­ вежонок съел н еще просит. Отдал он и другую. Наелся медвежонок, встал на задние лапы: поиграть ему захотелось. Тут Никитка почувствовал, будто сзади кто на него смотрит. Оглянулся и обмер со страху: на кромке поляны медведица стоит. Хотел бе­ жать, да ноги, словно ватные, хотал закричать, тоже не может. А медведица подошла, обнюхала, заурчала ласково и лизнула в щеку. Никитка видит, что обошлась с ним добро, осмелел, ручонкой ее погладил и с медвежонком играть принялся. Да не заметил, как день пролетел. Лишь когда стемне­ ло, опомнился. Но поздно. До села далеко, а на небе уж звезды повысыпали. И расте­ рялся Никитка, не знает, как ему быть. Тут подошла к нему медведица, села рядышком. Ткнулся Никитка ей в грудь .и заплакал. Вдруг сказала она голосом человеческим: — Погодь, Никитушка, оставь слезы. Сама пошла с медвежонком вокруг ели. Раз прошлась, второй, а на третий поя­ вилась из-за ели женщина молодая: в сарафане белом шелковом, а с ней — мальчонка, совсем махонький. Поглядела на Никитку ласково, взяла за руку, повела. Никитка глядит и глазам своим не верит: на поляне стоит терем с резными балконами, а мальчонка смеется, за руку Никитку в терем тянет. Вошли. Женщина Никитку за стол посадила, каши, меду поставила. Накормила, напоила, о житье-бытье разговор завела. Ну и рассказал Никитка все без утайки, что не знает ни отца, ни матери, что его мужики нашли. А бабка по доброте душевной взя­ ла, выходила, да сейчас сама захворала — за травкой целебной послала. Только не мо­ жет он ее найти. Выслушала женщина Никитку и сказала: — Твоя беда не беда. Будет тебе травка. А сейчас ночь, ложись, спи спокойно. ...Проснулся когда Никитка, глядит — нет никого: ни женщины, ни мальчонки, ни медвежонка, ни медведицы. А у ели нужная ему травка растет, набрал полное лу­ кошко и припустил в село. Наварил зелья целебного, дал бабке попить — вроде полег­ чало, но вскорости опять худо сделалось. И подумала тогда бабка: «Видно, хворь моя — старость, ее не излечишь. Дело сделано — жизнь прожита. Смертоньку никто еще миновать не смог». А чтоб Никитка не видел, как помирать она станет, услала его опять в тайгу, дескать, еще травки собрать надобно. Ушел Никитка, да только не нашел он ни ели, ни той полянки. Пришлось с пусты­ ми руками в село вернуться. Увидели его ребятишки соседские, закричали: — Зря, Никитка, ходил в тайгу. Бабка твоя ночью преставилась... Погоревал он, но делать нечего — стал один в избушке жить. А чтобы кормиться чем было, занялся бабкиным промыслом — она его многому научила. Вот идет однажды по тайге, травку собирает. Вдруг лай собачий совсем близко услышал. Побежал в ту сторону, откуда лай доносился, и... выскочил на знакомую по­ ляну. Глядит — два огромных пса у ели прыгают, на ней медвежонок сидит, махонький. Уцепился за ветки, ревет жалостно — вот-вот сорвется. Схватил Никитка палку, стал собак отгонять. Да где малышу с двумя большущи­ ми псами сладить. Плохо бы ему пришлось, но тут медведица из-за кустов выскочила, зарычала по-страшному. Псы поджали хвосты, понеслись прочь. Никитка взял на руки медвежонка, на землю поставил. Медведица сказала голосом человеческим: — Спасибо тебе, Никитушка, что сына из беды вызволил. Сама взяла медвежонка и пошла вокруг ели. Раз прошлась, второй, а на третий вышла из-за ели женщина: молодая, в сарафане белом шелковом, с ней мальчонка ма­ хонький. Женщина улыбнулась, взяла Никитку за руку, повела вокруг ели. И видит Никитка: стоит на поляне терем, перед ним стол накрыт, а на столе ку­ шанья разные. Посадила женщина Никитку за стол, накормила, напоила, поглядела ласково и сказала: — Знаю я, Никитушка, осиротел ты. Бабка, что тебя выходила, померла. Добрая была старушка. Лес берегла и тебя нашим заступником вырастила. Хочешь, буду тебе вместо матери, а сын мой братцем твоим станет. Будешь с нами жить — про печаль и горе забудешь. Ш