Сибирские огни, 1982, № 11
Вот и развязка, к которой так стремился стихотворец. Здесь слышится интонация не трагедии («надо же, глухонемой»), а Той самой -сплетни, чьи законы отрицают ду ховность, точность слова, правду. И во всем этом есть своя грустная механика, на ко торую обратил внимание еще Платон: «По дражательный поэт по своей природе не имеет отношения к разумному началу души и не для удовлетворения укрепляет свое' искусство, когда хочет достичь успеха у толпы. Он обращается к негодующему и переменчивому нраву, который хорошо под дается воспроизведению». Мы могли бы прочитать другое стихотво рение, иного стихотворца — москвича или хабаровчанина --- в данном случае меня ин тересовала жизнь сюжетного стихотворения на провинциальном театре нашей поэзии. На мой взгляд, судьба его плачевна; стихо- . творцы, причислившие себя к служителям чистого искусства, бегут сюжета, стихот ворцы, мнящие себя служителями широкого читателя, прибегают к нему чаще, чем это го требует их' бытие,— кажущаяся легкость сюжетного стихотворения оборачивается облегченностью, примитивом, неправдой. Но оставив в покое сюжет — прислушаемся к лирическим откровениям поэтической про винции. Лирическое стихотворение всегда было поверкой творческих сил каждого худож ника — собственно, оно и определяет про писку стихотворца — облака Олимпа или пыльная трава околицы. Увы, провинциальный стихотворец на всегда прикован к траве околицы —если и парит он, то, как правило, на высоте, уста новленной сложившейся на сегодняшний день ситуацией, которая определяется мо дой, требованиями официальной критики, запросами среднего читателя (средний чи татель всегда равняет свои запросы по той продукции, которая ближе общепринятому тону). Вот пример непрекрытого поэтического провинциализма, повествующего о силе любви: Она всесильна. Она всевластна, Она бездонна, К ак небосвод. Она штормит, Она опасна. Она как море, Что в скалы бьет. Несмотря на то, что строки сии принадле жат широко известному столичному поэту, беру на себя смелость утверждать, что не которые из стихотворцев, живущих в глу бинке, более изысканны. Для доказательст ва выпишу одно из стихотворений уважае мого иркутянина: Я помню, как ты шла в слезах, тропа кончалась. Качался лес. В твоих глазах тоска качалась. Смешалось небо с молоком — бело и сине... К ак прикасалась ты тайком щекой к осине! К ак сосны за руки брала — совсем малышки, как в родниковы зеркала бросала шишки. Шла по рассвету босиком, по стылой стыни. Смешалось небо с молоком — бело и сине... Бело и сине. И беда, и мир расколот: беда —она не лебеда, не сваришь в голод и не раздвинешь, как тальник, как цвет, не скосишь, сосновой шишкою в родник ее не бросишь. Ты шла по лесу наугад, сминала хвою... Как я навечно виноват перед тобою! Меня смущает та интонационная легкость, с какой наш автор идет к малоприятному для него заключению — «Как я навечно ви новат перед тобою». Здесь коробит излиш не возвышенное «навечно», но, перечитывая стихотворение, начинаешь понимать, что сей театральный, по сути ничего не знача щий, жест был подготовлен легковесностью предыдущих строк и строф. В слезах лю бимая, причем слезы ее вызваны не обык новенным капризом — их виновник ничем не оправдывается. Но с каким умилением, с какой неторопливостью следит он за плачу щей женщиной, провожая ее взглядом ба летомана от осины к соснам! Как плавно течет строка, как ровно стучит сердце, ка кое банальное и косноязычное утешение приготовил он для обиженной им женщи ны — «Беда — она не лебеда, не сваришь в голод»! Прочитаешь такое и долго успокаиваешь себя: наверное, автор не столь равнодушный человек, каким выглядит в этом стихотворе нии, К любимой женщине он не станет от носиться столь холодно — просто... Про сто автору захотелось написать стихотво рение о любви, в данном случае о любви трудной, вот он и постарался — украсил строку «стылой стынью», смешал небо с мо локом, разложил на земле «родниковые зер кала», набросал в них сосновых шишек. О том, что на поверхности, позаботил ся на славу, а вот о главном — душе — позабыл. Прав БаратьТнский: «Коснешься облака нетрепетной рукою — исчезнет»... А дальне восточник Леонид Андреев не случайно на помнил: Пусть в сочетаниях простых Не будет позы или жеста. Ведь каждый настоящий стих — Сплав совести и совершенства. И Р. Винонен об этом же: «потеря нрав ственной высоты всегда Означает снижение художественности». Но пойдем дальше. Посмотрим, как проявляет себя поэтиче ский провинциализм по отношению к свя тыне — РоАине. Некогда он был парадно воинственным, празднично приподнятым, излишне громо гласным. В последние годы пущенный нашими кри тиками термин «тихая лирика» несколько размыл плакатные морщины провинциаль ного трибуна, позволил ему расслабиться на «малой родине» — на ступеньках родного крыльца, в беседе с односельчанами, на берегу родной реки, на лужке и пр., и по тому, если раньше любовь к родине долж на была быть непременно активной, то нынче ей позволили быть умилительной (хотя, как мне кажется, и излишняя активность, и 141
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2