Сибирские огни, 1982, № 10

Просторно гремели грозы, трепала простуда, Всласть Обмяло характер льдами, Смех высушило цингою. Но даль наплывала синью, И в силу вступила власть Негаданной смирной бухты Оправленной тишиною. Скуласт и обуглен ветром. Застыл над водой помор. Спокойно темнела складка Над хмурой, упрямой бровью. На светлом песчанов взлобье Гудел узловатый бор, И в жилистой, цепкой кроне Держала звезда Гнездовье. И, скомкав усталый парус. Он бросил на берег взгляд — Лепились по скалам птицы. Внизу содрогалась пена, Пел древоязыкий ветер. Вдали истлевал закат — И выдохнул потрясенно: «Куда занесло, Елена!» ...Над гулкою мачтой в небе Сырая плывет звезда. И даль разверзает грозы. Светла, солона, Нетленна. За медленною кормою Проснувшаяся вода — «Елена,— поет,— Елена!..» И вторит помор: «Елена...» СИБИРСКИЙ ХАРАКТЕР Так в чем исток сибирского характера! В необоримой кипели тайги, Где снегопады. Где клокочет падера. Закатывая дикие белки! В густых постах дремучего раскола. Тесавшего гнездовья за Тоболом Или в нелегкой доле мужика. Воспрянувшей в дружине Ермака! Характеру и матереть в Сибири. Он приручал размашистый простор, Сам прививаясь к заповедной шири... И, домовит, поблескивал топор. И следом — в пьяных смолах по карнизы. Слепя и статью радуя своей, Из глухомани выхлестнулись избы Рязанских да коломенских кровей. I КЛЯТВА Сибирь, она и глад, и холод вынесла. Всегда глядела вдаль из-под руки И в страшный год на мощном гребне вынесла В бессмертие сибирские полки. Я вижу крепь сибирского характера В размахе новорожденных огней, В гуденье сел, в реке с уставшим катером На неторопкой выгнутой волне. Я счастлив, что, зеленого, с рожденья Не обнесло прозрением меня Глубинное, Святое постиженье Характера неспешного литья. Мы поднимались на земле суровой. И пасовать сыздетства не дает Характер этот, как народ, кремневый И неизменный, тоже как народ. НА КНИГЕ Родная степь. Ты стиснута обложками... Так развернись, ярясь и клокоча. Громадами громов, грозой, гармошками, Горячей шубой, рвущейся с плеча! Всем, что сверкало, пенилось, плясало. Переливалось, гикало — держись! — Влюблялось, ревновало, ликовало. Как иноходца, взнуздывая жизнь. Цвели базары, шли в набег джигиты, супились волны. Ярились реки. Мели осатаневшие копыта. Вымахивали просинью орлы. В стихах (светала, песни заводила Дремучая полынная тоска И неуемным заревом дарила Павлу Васильеву Размашистые скулы степняка. Он, словно во степи, Раблезианец, По площадям вышагивал стихи, Проламывая Юбилейный глянец Необоримой дерзостью строки. Не хилою потугой страстотерпца Мне открывались вещие листы — Но страстной песней, выношенной в сердце. Сердечным жаром, ' сильным и густым. Родная степь. Ты стиснута обложками. К твоим прюсторам припадаю я. Прохваченная солнечными прошвами. Обугленная, Знойная земля. И вижу я. Как, вечен и бессменен, В соку, в живом сочащемся огне. Оттуда Цепкий, жилистый бессмертник, Напрягши листья, тянется ко мне.