Сибирские огни, 1982, № 10

манежем. И наступила такая тишина, что слышно было, как на манеже шуршат опилки под ногами клоуна... Вот появилась глиняная свистулька... Вот она приблизилась к гу­ бам... Вот артист легко вздохнул... Вот началась мелодия... — Остановите музыку! — внезапно взвизгнули из первого ряда.— Остановите му­ зыку! Прошу вас я! На сиденье кресла номер семьдесят семь стсіяла и топала ногами маленькая вертля­ вая девчонка в ярко-синем джинсовом костюмчике. Сто пуговиц (а может, и больше!) блестели на куртке и брюках. Глиняная птичка, словно поперхнувшись, мгновенно умолкла. Снова вспыхнули бе­ лые прожекторы. Публика зашумела. А джинсовая девчонка в три прыжка перемахнула со своего кресла на манеж, под­ скочила к клоуну и вполголоса пискнула: — Дяденька, отдай рыжего! — Какого рыжего? — Кота! — Нет у меня кота! . — Ой, смотри, дядя, пожалеешь!.. Алахай-малахай! Все, кто был в цирке, во все глаза глядели на манеж, но, честное слово, никто не заметил, когда и как в руках этой девчонки появилась большущая рогатая электроги­ тара... Ручаюсь, что вы никогда не видели такого жуткого инструмента. Он весь был сде­ лан из ослепительно холодной стали. Издали казалось, что девчонка держит в руках не электрогитару, а глыбу льда. И в этот лед, словно острый кинжал, вонзился широкий гриф, на котором были натянуты не шесть, не семь, а тридцать три стальных струны! Длинный Музыкант растерянно сжимал свою свистульку. А девчонка резко повер­ нулась и, как будто случайно, ударила кинжальным грифом по свистульке... Бедная глиняная птичка раскололась на мелкие кусочки, а джинсовая девчонка, как безумвая, скакала и втаптывала их в опилки. Гитарная сталь завывала, ревела, громыхала... Басовые струны гремели твердо, рит­ мично— подобно ударам дьявольского барабана. Воздух дрожал... И вот уже зрители в самых дальних рядах, оглушенные, завороженные этой чудо­ вищной нездешней музыкой, стали постукивать каблуками в такт гитаре — все громче, все четче!.. Гул и дрожь повисли в воздухе — будто могучий реактивный самолет кру­ жился над манежем и зрителями. В это невыносимое гуденье, в этот топот и грохот врезался пронзительный девчонкин визг: Замечательная пара Цаца Цопик н гитара! Цаца Цопик — это я! Громче, музыка моя! Клоун Жура весь как-то сгорбился и, шаркая красными башмаками, поплелся прочь с манежа... И — подумайте только! — кто-то нехорошо засмеялся над ним, в тех дальних рядах, где было потемнее. А для артиста, как и для любого человека,— беда, если кто-то смеется над его несчастьем. Беда!.. Вздрогнули узкие плечи клоуна, поползли вверх и сдвинулись тонкие брови... Впер­ вые в жизни Жура горько заплакал. Слезы крупными каплями скатывались по загрими­ рованным щекам. Директор — небольшого роста, толстенький, лысый — стоял за занавесом и с удо­ вольствием поглаживал свои пышные усы. Он бодро похлопал клоуна по плечу: — Правильно, дорогой Журинька! Хорошо сделали, что удалились с манежа. Мо­ лодчина! Уступили место молодежи! Ах, какой трам-тарарам устроил этот отчаянный ребенок. И гитара хороша! Громко играет — я люблю, когда громко... Слышите, как зрители топают ногами?.. Талант! Приглашу-ка ее на работу в наш цирк. А вы, мой до­ рогой Журинька, немножко отдохните. Поезжайте к Профессору в деревню Веселые Горы, закажите себе новую свистульку... « Э т о г о не м о ж е т б ы т ь ! » Клоун жил неподалеку от цирка, на самом верхнем этаже девятиэтажного дома. Лифт в этот вечер почему-го не работал и Журе пришлось подниматься пешком. После всего, что произошло сегодня в цирке, он чувствовал себя невероятно усталым — шел медленно, часто останавливаясь и отдыхая. 60