Сибирские огни, 1982, № 10

ла прохлада. Миша сидел, подперев голову, не шелохнувшись. И от его участия на ду­ ше у Варвары Ивановны становилось покойнее. Под телевизором, на Чапкином коврике, лежали его игрушки: большой мяч, погре­ мушка, резиновый заяц. Варвара Ивановна с грустью на них посмотрела. — Сейчас бы он принес тебе свой мячик,— сказала она, и Миша, не поднимая глаз, видел в сумеречном свете, как на скатерти появилось и выросло до размеров копеечной монеты серое пятнышко: Варвара Ивановна тихонько плакала. — Господи! — встряхнулась она через минуту.— И что уж это со мной такое? Ве­ лю себе: хватит! А как подумаю,, что сейчас он где-то у чужих людей голодный и не ухоженный,— бегут слезы. Ведь он же, Миша, не знает, что я его не бросила, не прода ла, что его украли. Умер'бы он у меня или задавило его машиной — ну ладно, а то ведь... Я в эти ночи, скажу тебе, Миша, чуть богу не стала молиться, правда. А Ечер:. думаю: руки на себя наложить, чго ли? А нельзя! Найдется Чапка, а меня нету... Еще и телефон этот! Люди-то, люди какие, Мишенька! Оборвала бы я.его, и тоже нельзя: вдруг кто-То с правдой ко мне. Миша выпрямился и почти грозным голосом сказал: — Ну, вот что, Москва слезам не верит,* милиции вашего Чапку не найти, а я знаю, что сделаю: я сам буду разговаривать с городом! Посмотрела на него Варвара Ивановна, как смотрят на детей или блаженных, і ничего не сказала. Часов до трех ночи Миша писал на кухне. И Варвару Ивановну убаюкал привыч ный для нее шелест бумаги и осторожные шаги этого непонятного для нее человека Она впервые за две недели выспалась. После завтрака Миша заторопился уходить. — Дела, Варвара Ивановна,— сказал он.— Да еще какие! Вы меня еще не знаете. Меня если рассердить, я на пулемет с голыми руками пойду. Умилилась Варвара Ивановна Мишиной браваде. И все-таки легче ей стало оттого, что горе ее, вроде бы, поделилось на двоих. Днем снова были звонки, и один из них, уже под вечер, Мишин. — Ну, так вот,— сказал он.— В субботу вечером смотрите телевизор. Местную программу.— И другой голос, тоже вроде бы знакомый, прибавил: — Пренепременней- ше, дорогая Варвара Ивановна! И все. Что смотреть, почему смотреть? Варвара Ивановна даже улыбнулась неча­ янно. — Мишенька ты, Мишенька! — сказала она мысленно.— Сейчас мне — хоть на звезду наши прилетайте, веселей не будет.. Но телевизор в субботу все-таки переключила на местную программу. Шла литера­ турная передача. Дикторша объявила, что в гостях у них сегодня поэт Заоколицын і. композитор Тынов. Экран опустел. Заиграл рояль, негромко, но тревожно. Варвар:: Ивановна подумала, что так бывает перед грозой или перед началом бои. Из глубине, экрана наплывом появились Миша и Георгий Николаевич Тынов (зимой он часто при ходил с Мишей, и Чапка любил его чуть ли не так же, как Варвару Ивановну). Мише сидел за журнальным столиком, Георгий Николаевич у рояля. — Сейчас я вам прочитаю новые стихи,— сказал Миша.— Про собак. Баллада. Лицо у Миши стало мученически-скорбным, и читал он заунывно, как над усоп шим. В стихах рассказывалось о девушке, которая во время войны готовила собак-под рывников. Провожая своих четвероногих друзей, она каждого целовала в холодны, нос и уходила плакать. Варвара Ивановна на первых же строчках всплеснула руками: — Господи! Да ведь это про меня! Лицо у Миши было на весь экран. Различима каждая морщинка, ресницы переечн тагь можно. Кончивши читать, Миша посмотрел в сторону, сказал опять своим голосом: — А музыку сочинил Георгий Николаевич Тынов. Музыка-то и не утихала, оказывается. Шла тихим фоном, не мешая чтению. А тут стала нарастать, и камера пошла на Георгия Николаевича. — Извините, у меня хоть и бас, но композиторский,— сказал Тынов, обрывая му зыку.— Я покажу вам не всю песню.— И он пропел речитативом одно из Мишины четверостиший:— «Мы говорим: «И жил — не человек, и помер — не покойник, соба ке — и собачья смерть!» А как на белый крест, под гусеницы,— помните? — несли со баки смерти смерть!» — Пропел Тынов и сказал прямо в глаза Варваре Ивановне: 55