Сибирские огни, 1982, № 10

Беглый невразумительно забормртал: — Он думает, что он один умеет... Я этих коробок склеивал в два, нет, в три раза Лучше, нет, больше... Ага: псих... „ , — Таня!..— пристыдил меня Вова.— Ну пусть он пойдет с нами, а. у ты ч Он же хороший мужик, ты что, не видишь? Вова был пьяный. ' _ А Шмыга плохая артистка,— сказал псих, косясь на нас,— а играет все хоро­ шие роли только потому, что у нее муж режиссер! — Нет! — твердо сказала я,— Если хочешь, давай я во двор вынесу бутылку, а домой — нельзя! — Ну хорошо, давай,— вздохнул Вова. Я пошла, бегом побежала в дом за остатками кубинского рома там оставалось еше добрых полбутылки, я торопилась, потому что Вова остался внизу с этим сумасшед­ шим — а вдруг он убийца? Вот пока я бегаю, он Вову прирежет только ради его ко­ жаной куртки — и поминай как звали. Я схватила бутылку, остатки еды со стола — правда, почти ничего не оставалось, только рыбные колбаски, обернутые целлофаном, готовые, из гастронома. Кусок хлеба, два стакана. Помчалась вниз — уф, целый Вовка. Все мирно. Сидят на бортике газона. — Таня, его зовут Александр Георгиевич Хорьков! — сказал Вова. Гость кивком головы подтвердил это. Достал из кармана наручные часы без ре­ мешка и предъявил мне: — Они без минутной етрелки, но хорошие. «Восток»! А стрелку я сшиб, когда мебель перетаскивали. А часы хорошие. — У меня тоже «Восток»,— сказала я и показала ему свои часы, точно такие же, только со стрелками и ремешком. Александр Георгиевич с облегчением вздохнул. Он был, пожалуй, не старше нас. Вова налил в стаканы рому. Пробочка-завертка покатилась по асфальту. Александр Георгиевич преданно бросился догонять ее. Я демократично сидела на бортике газона в пятом часу утра в городе Москве. Александр Георгиевич вернулся с пробкой, взял свой стакан и уважительно протя­ нул мне. Ведь стаканов было только два. — Я не пью! — замахала я головой. — Она не пьет! — решительно сказал Вова.— Давай, Александр Георгиевич! Поехали! — И выпил, скривившись; струйка рома смочила подбородок. Александр Георгиевич, я увидела, пить не хотел. Но, взглянув на Вову, он выпил свою порцию с вниманием и уважением. — Крепкое,— сказал он.— Наверное, дорогое.— Он посмотрел на этикетку. Там был серебром нарисован какой-то туземец с луком и стрелами. — Шесть рублей,— сообщила я, не зная, дорого это или нет на взгляд Александ­ ра Георгиевича. — А можно, я возьму это? — робко указал он на рыбную колбаску в целлофане. — Да ради бога! — вскричала я. Эта пища была настолько малосъедобна — я не думала, что кто-нибудь может ее захотеть. ч Александр Георгиевич, видно, был сильно голодный. Он съел. — Берите, берите еще! — Можно, Да? — И он взял еще одну колбаску. — Берите, мы-то сытые, ешьте все! — Я с собой возьму,— попросил он и сунул колбаску в карман. Мы молчали. Вова тоскливо смотрел в небо. Он это страшно любит: выпить и кра­ сиво затосковать. Бог с ним, я решила сегодня терпеливо все сносить и не препятство­ вать потоку лирики. Александр Георгиевич настороженно и чутко помалкивал, всем вниманием настро­ енный на нас. Он, видимо, тщился понять, кто мы такие, чтобы подчиниться и соответ­ ствовать. И чтобы мы — полюбили его. — Саша! — сказал Вова, и Александр Георгиевич с готовностью встрепенулся.— Ты петь умеешь? Спой! Петь он, наверное, не умел, но отказать не посмел, откашлялся и неуверенно начал: — Не жалею, не зову, не плачу, все пройдет, как с белых яблонь дым... 48,, 1