Сибирские огни, 1982, № 10

шага: «Ты, что ль? Внутробин?..» Сядут в комнате н сидят, а Дымочку интересно. Прислушается: нет, звякнет бутылка и все. Это Ян пил пиво. Ладонью вытрет губы и сосет из горлышка. Выпьет пиво, скажет: — Вот, смотри. Толька Ивлев, козел, завел козу. Она как увидит меня, так язык наружу и блеет. Чо, думаешь сама? Да нет! Толька подучил! А то,— добавит Ян про КОз у— возьмет и спустится ко мне в канаву. Ян моложе отца лет на десять, но по виду — ровесник, а по рассказам так вообще помнит то, чего не видал и отец. У него дома за зеркалом заткнута была открытка с надписью: «Вид поселка Тайга. 1905 год». Тайга, давно ставшая городом, на открытке выглядела так: несколько землянок, порубленный лес, две телеги с заломленными ог­ лоблями. И стоят три мужика, в рубашках и бородах навыпуск. Отец ничего такого не видел, а вот Ян чуть ли не по именам знал тех неизвестных никому мужиков. Скажет: — Козлы-ы._ И молчит, курит з н а е т . И, конечно, приходил к Дымочкам Олег, один-разъединственный, кого отец не тер­ пел. Хмыкнет: «Напьетесь!» — и уйдет в сад. А чего им, Юре и Олежке, напиваться? Они возьмут пива и тоже пойдут в сад. Там тень, там хорошо, там сами собой идут разговоры. «Ты смотри вот,— скажет Олег:— Такая река, такой лес, такое небо, а нет жизни!» — «Почему это нет? — возразит Юра,— У каждого работы невпроворот».— «Вот и получается, жить некогда. Павианы, форменно! Табуретку сработать да хлеба купить, где жизнь?» — «Эти табуретки,— скажет Юра,— той же Музичихе больше нуж­ ны, чем твои книги. Если так рассуждать, как ты, то мы все нелюди!» — «Вот я и гово­ рю — павианы,— соглашается Олежек.— Чистые павианы!» — «Ну беги тогда к другим, не к павианам,— обидится Юра.— Страна большая, беги!» — «Нет,— ухмыляется Оле­ жек,— я хочу насквозь изучить, во что же вы обратитесь. Я про вас напишу книгу. Я уже придумал для нее название».— «Тоже что-нибудь такое?..» — «Зачем? — сразу серьёзнел Олежек.— Я назову ее очень просто, например, «Капитал». Ведь наш основ­ ной капитал — это и есть жизнь, а вы ее переводите на табуретки».— «А ты что, живешь не на проценты с того капитала?» — «А мне можно,— скажет Олежек и завалится в траву.— Я — исключение». Но на всякий случай оглянется на отца. А отец плевал на исключительность Олежки Цепляева. Он сидел в стороне, дер­ жал в опущенной руке мундштук с заправленной в него сигаретой; голова запрокину­ та, глаза открыты, будто он все видит насквозь... Очнется, вспомнит, где он, и заку­ рит, пускает в малину дым. А то рукой пошарит под штакетником — закрыты ли дыры? Не набегут ли чужие куры в сад? Но кирпичи надежно запирали все входы. И как зонт, как дым от отцовской сига­ реты, стояла над садом растущая вширь, плоская, горизонтальная березка с облом­ ленной ветром вершинкой. Листья ее были такие прозрачные, такие светлые, что сами собой светились, как просветленная оптика фотоаппарата. Даже если мутнел от жары воздух, даже если застилалось небо засушливой рыжей дымкой, в садике Дымочков стояла прохлада, и никогда не случалось так, чтобы скрутились в трубочку листья смо­ родины, чтобы завяли невовремя чуткие на погоду лопухи, облепившие завалинку со стороны огорода. «Я бы уехал,— говорил Олег.— Да где такое найдешь? Ширь родная...» 9 Постоял Дымочек у забора, откуда видна вся улица. «Ну, настроеньице! Что же это так встретил меня Олежек?..» И оживился. От самого большого дома на улице, кирпичного высокого дома, важно прошество­ вал к речке Карабанов. В свои сорок лет он вымахал не на мн«>го, от силы на метр шестьдесят, но плечам и рукам его завидовали да и кудрявой голове тоже — не пустая. Его, Карабанова, приглашали в совхоз, звали в Тайгу. «А зачем?» — лениво отбрехи­ вался Карабанов. И правда: работа по душе, зарабатывал не хуже других, жена, вто­ рая, работала в совхозном пищеблоке. Это особенно ценил Карабанов: отходов там много, можно держать свиней. И держал каждый год то три, то четыре штуки. Свииьи не лошади, они пожрут все. И Карабанов, уважая живое, не просто их ростил, он их воспитывал: свиньи при его появлении вскакивали и выстраивались в ряд, как кавале­ 31