Сибирские огни, 1982, № 10

рошее, но Дымочек, когда видел свой тополь, всегда вспоминал об Асе, хотя, каза­ лось бы, что вспоминать — смеялась она над ним. Это не Валя, кладовщица, которая почти каждый день приходит сейчас к Олежке. Валя простая. Дымочек сам хотел с ней дружить, даже назвал как-то радостью, но Валя простая, она, хоть и дочь масте­ ра — Олежек еще и этим держался в столярке,— отрезала так: «Я тебе не радость. Я если и кто тебе, то беда. А радость я Олежкина...» В окне Цепляева горел свет. Дымочек осторожно постучал по стеклу, и створки ок­ на сразу раскинулись, как алтарь в старой церквушке, куда Дымочек в детстве бегал с приятелями воровать у старух пасхальные яйца, и сверху, сквозь небьющиеся очки в металлической оправе, глянул Олежка: кудрявый, загорелый, как настоящий поэт, как их изображают в книжках. —• Лезь... Это Олежек боялся комендантшу. Дымочек кивнул и быстро перевалился через подоконник. Олежек же, как был раз­ детый до пояса, уселся на единственный стул, скрестил ноги и снова уткнулся в желез­ ную пишмашинку «Башкирия:», подаренную ему на время кладовщицей. Посидел так с минуту, как зачумленный, а потом обернулся и вздрогнул, будто увидел не Дымочка, а, например, Чеботу: — Приехал? — Не ждали? — хмыкнул Дымочек и через плечо Олежки глянул в листок, торча­ щий из машинки. «Стою в лодке, плыву стоя... Со мной — Зоя, я — с Зоей. Вокруг— не­ бо, глазам больно... Бросаем лодку, летим в море... В глазах — небо, во рту — море... Держу Зою. Плывем с Зоей...» — Кто такая? Олег молча, оглянувшись на Дымочка, вытянул листок из машинки и положил на стол текстом вниз, а потом снова уставился на Дымочка. Глаза под стеклами очков были странно увеличены: — Ну ты павиан! Вроде как восхитился Олежек. — Не разбежались тут без меня? — хохотнул Дымочек. Теперь Олежек вроде как и пообещал: — Разбежимся! — Нет, ты скажи,— не отставал Дымочек — Какая Зоя? Только не ври. — Кто не любит спрашивать, тому и не солгут,— загадочно ответил Олежек. Он часто цитировал народную мудрость. Он много знал пословиц, поговорок, прцмет. На­ пример: «Зарплату рукой не скроешь». Или: «Заметив опасность, взмахни крылами удачи». А то еще такую: «Приснился лев, жди славу...» Интересно, спросил Дымочек.— Ты в детстве ушибся или родился таким? И ушел. Обиделся. Сейчас этот странный разговор всплыл в памяти и вместе с лужами, сыростью, сырым запахом дыма, ранним утром и какими-то очень уж крикливыми петухами е д е - л а л-настроение. Да еще тетя Маша ни свет ни заря заявилась. Села перед отцом, за­ няла всю скамью, поставленную в углу у печки, и пошла нудить: «Не пишет ведь доча, не пишет». А зачем дочери писать, если она, дочь, по ее же советам лечится от привы­ чек. Сама же тетя Маша и послала ее на лечение. Раньше все жаловалась: уносит из дому, пропивает добро, пришлось ей, тете Маше, дверь в свою комнатку 'обшить же­ стью и поставить замки, а теперь жалуется: не пишет доча... «Может, вылечат?» — спрашивает. Отец кивает: «Вылечат». Тетя Маша с ним рядом как пилорама перед ру­ банком. Сидит как гора, одетая в матросский бушлат, волосы пегие, глаза красные. А отец, неизвестно как, видит ее, предупреждает: «Ты не расшивай пока дверь, мало ■ ли...» Кивает тетя Маша: «А как же! Там у меня телевизор. Как внучонок посмотрит, я комнатку снова на ключ. Чего баловаться?..» 8 И если заканчивать о столярах, то чаще всех заглядывал к отцу Ян Утробин. Отец его фамилию всегда перевирал. Услышит шаги, поднимется: «Ты, что ль? Внутробин?..» Черный мужик Ян — прошел полмира, после войны пропадал семь лет, но не вы­ держал — вернулся. Чуть какая неприятность — дом там сгорел или тетя Фрося ушла от него в очередной раз, являлся к отцу, кашлял в сенках. Отец слышит — знакомые 30