Сибирские огни, 1982, № 10

обширного историко-литературного насле­ дия - (рукописей, дневников, критических трудов прошлого века) —все это позволя­ ет сделать вывод о том, что новая книга сибирского исследователя привлечет к себе внимание и окажется полезной самому ши­ рокому кругу читателей, интересующихся творчеством великого русского писателя XIX века. Н. КУБАТИЕВА Валерий Зубарев. Мыслящий огонь. Кеме­ ровское кн. изд-во, 1981. В аннотации к этой книге говорится, что стихам В. Зубарева «присуще острое чувст­ во современности». Подобная фраза — при­ надлежность многих аннотаций и предисло­ вий. Однако часто бывает, что ищешь потом в рекомендуемой книге это самое чувство современности, но, кроме внешних примет современного мира, вроде пресловутого сле­ да самолета в небе,—■ничего не находишь. Скажу сразу, что стихи Валерия Зубаре­ ва выгодно отличаются от такого рода про­ дукции. В них присутствуют не только внешние атрибуты нашего времени, но и его дух. Стоит прочесть, например, хотя бы та­ кие стихи, как «Напарник», «Была гора старым-стара», «Косариха», цикл «Берка- китская тетрадь», чтобы сразу убедиться в этом. Труд, этот поединок с косной материей, никогда не бывает легким. Лирический ге­ рой Валерия Зубарева вспоминает то вре­ мя, когда он, совсем еще мальчишка, в штреке впрягался в лютое дело, да так, что трещали гужи («Напарник»), И с немного печальной откровенностью говорит: Так вышло: ожесточенность напарником первым была. Но он же — этот нелегкий труд — дарит такие минуты: От работы большой утомиться, распластавшись, лежать на спине,— чтоб стояла парящая птица отраженьем твоим в вышине. Удивительно точно и образно передано это чувство отдыха, умиротворенности и в то ‘же время неразрывной слитности со всем миром. Вообще говоря, Валерий Зубарев облада­ ет счастливой способностью переплавлять простые жизненные реалии, не обладающие, казалось бы, поэтичностью,— в факты поэ­ зии. Все мы ежедневно проделываем буд­ ничные вещи: ходим в хлебный магазин, за­ нимаемся домашними делами и т. д. Но много ли об этом стихов? У Зубарева есть стихи и об этом. И хорошие стихи! Это лишний раз подтверждает: «непоэтичных» тем нет. Радует щедрая неожиданность образного строя его стихов. Разве не удивишься радо­ стно, прочитав: ...И камышовые головки напоминают эскимо. ...Отгрохотав, как фортепьяно, стихала ночь после дождя, Она бежит пустынным городом, мелькая желтым свитерком, и кажется листком оторванным, гонимым резким ветерком. Философским камнем, превращающим будничную действительность в золото поэ­ зии, является чувство: Есть чувство. Чувство — признак чуда. Я полечу! Я полечу! Впрочем, подобная патетика не совсем ти­ пична для его стихов. Как правило, они сдержанны, мужественны, и это тоже вполне в духе нашего времени. Поэт не плачется над своими бедами, не пляшет от радости. К примеру, в стихотворении «Опять измены нож наточен»... самая громкая фраза — первая. Но именно она и придает стихот­ ворению внутреннюю напряженность. Твердость жизненной позиции поэта, его самостоятельность проявилась и в сти­ хах, которые принято относить к лирике раздумий. Они тоже, как правило, сдержан­ ны и немногословны: Один не сдал самоэкзамен. И вот, упав ничком в траву, лежит с закрытыми глазами и думает: — Зачем живу? А где-то, небо озирая, цепляясь за -праву рукой, в тот миг: «Зачем я умираю?>, бунтуя, думает другой. О чем эти стихи? О жизни и смерти. Но и не только об этом. О слабости и силе, о временном и вечном. О многом. Мне, на­ пример, при чтении их вспомнились стихи Гамзатова (восьмистишия) о только что пришедшем в мир ребенке и умирающем горце. Но это не подражание, а перекрещи­ вание мироощущений. Следует отметить, что с годами количест­ во стихов, которые условно можно назвать «философскими», у Зубарева растет. Имен­ но они и определили лицо последнего сбор­ ника, который не случайно назван «Мысля­ щий огонь». Характерным в этом смысле мне представляется стихотворение «О мол­ нии» на тему — о «физиках» и «лириках». Их давний спор разрешается поэтом просто и вместе с тем глубоко: А вспышка молнии — как чувство! Нет. вспышка молнии — как мысль! Но должен с огорчением заметить, что в некоторых стихах сборника это равновесие чувства и мысли нарушено. Причем, крен — явно в сторону мысли, которая порой стано­ вится самодовлеющей, отрывается от «веч­ но зеленого древа жизни». Стремление при­ дать вселенский размах любому факту обо­ рачивается тем, что в просторечии называ­ ют деланием из мухи слона. Неумолимые законы литературы зло подшучивают над автором. В таких стихах, как «Муравей­ ник», «Броня», «Птичка», «Вдруг понизи­ лось настроение», «Не мешай мне, о женщи­ на», «Женщины — жертвы своих мятежей» и некоторых других, построенных на какой- либо одной преобладающей мысли, несет ущерб не только образная ткань стиха, но обесцвечивается и сама мысль. Все-таки, по-моему, сила стихов Валерия Чігз