Сибирские огни, 1982, № 10
волюционер жизненный идеал, сокровенный смысл и высшие цели борьбы, начало кото рой и положит как раз «хождение в народ». Светлову до этого еще далеко, но пропаган дистская идея «проводить как можно боль ше сознания в массу» уже безраздельно владеет его помыслами. Органично присуще герою романа и альтруистическое небреже ние житейским благополучием. Альтруиз мом Светлова движет готовность к подвигу самоотречения во имя неизменной предан ности тому главному делу жизни, под псев донимом которого угадывается бескорыст ное служение революционной идее. Светлов не скрывает сыновних чувств и искренен в желании сделать для стариков- родителей все, что в его силах, но только «не греша перед своими убеждениями». Он вовсе не глух к душевным порывам Прозо ровой и даже готов ответить на них взаим ностью, но только на правах «друга и по мощника», который принадлежит «прежде сего... обществу, а не себе». «...Мое уваже- ие и любовь всегда с теми, кто доказал, что умеет стоять выше интересов собствен ной личности»,— вторит вскоре Светлову и сама Прозорова, разбуженная им к актив ной жйз'ни, окрыленная его девизом «рабо тать над собой для других, работать неуто мимо». Так «разумный эгоизм» героев Чернышев ского перерастает у И. В. Омулевского в жесткие нравственные императивы мораль ного кодекса революционера, которым ста нет самозабвенно следовать молодежь 70-х годов. Это и неизбывная вера «в прочность своих убеждений», в которой силой лично го примера наставляет Светлов, «всегда сво бодный во всех своих чувствах и действиях, не лгавший ни перед кем». И чувство локтя, единящее его и друзей, «которыми движут одни порывы, руководит одна цель». Что, казалось бы, во всем этом особенного на наш нынешний взгляд? Однако на взгляд тогдашний подобные представления героев романа о жизни звучали прямым вызовом «общепринятому мнению», которое, подчер кивает писатель, «чаще всего является оши бочным уже по тому одному, что оно имен но п р и н я т о , то есть взято обществом без проверки позднейшими опытами». Спор с «общепринятым мнением», охраняющим эгоцентристскую мораль сословного общест ва,— лишь одно русло полемики, предпри нятой в романе. Увлеченно поэтизируя альт руистическую мораль внутренне свободной, цельной и устремленной, духовно богатой, гармонично развитой личности, И. В. Ому- левский всей объективной логикой повество вания отстаивал высокую нравственность революционной борьбы, чистоту революци онного знамени, на которое уже бросили зловещую черную тень многоликие «бе сы» — иезуиты от революции. Именно так — не забудем — восприняли Маркс и Энгельс «Катехизис революционера», напи санный бакунистом Нечаевым: «Какие страшные революционеры!», «Какой прек расный образчик казарменного коммуниз ма!», «Эти всеразрушительные анархисты, которые хотят все привести в состояние аморфности, чтобы установить анархию в области нравственности, доводят до край ности буржуазную безнравственность» ' М а р к с К. и Э н г е л ь с Ф. Соч., т. 13, стр 389, 414, 415. 166 Обратим, наконец, внимание и на то, как погруженность повествования в 60-е и од новременная устремленность в 70-е годы прослеживаются даже на языковом уровне. Возвращаясь, например, после всех пере дряг и злоключений, пережитых из-за стач ки на Ельцинской фабрике, к своей сокро венной, вынесенной в название романа мысли, Светлов настойчиво повторяет Вар- гунину «и теперь то же самое», на чем уже настаивал в прежнем их споре: «,.щ локомо тив идет сперва тихо, будто шаг за шагом, а как разойдется — тогда уж никакая си ла его не удержит». Опрометчиво было бы подключать эту реплику к известному обра зу Маркса, назвавшего революции локомо тивами истории2, хотя, с другой стороны, почему бы и не допустить, что писатель мог знать или слышать распространенное выра жение, которое ввела в обиход марксовская работа «Классовая борьба во Франции», появившаяся за два десятка лет до романа «Шаг за щагом». Дело, однако, не столько в прямой, сколько в опосредованной этимо логии образа. Войдя в речевой строй рома на И. В. Омулевского, локомотив истории как бы соединил революционно-демократи ческую лексику 60-х с народнической фра зеологией 70-х годов. И авторские описания заводских поряд ков, и рассуждения героя об организации на заводе труда и быта не дают оснований для вывода о том, что И. В. Омулевский, идя по следам романа «Что делать»?, пред принял попытку показать социалистический идеал в его жизненном воплощении, реаль ном действии. Однако и предпочтения ра зумного экономического расчета грошовому не надо недооценивать, каким бы прагмати ческим или утилитарным оно ни казалось. Стоит сопоставить завидовский завод с Ельцинской фабрикой из романа «Шаг за шагом», чтобы понять, как настойчиво искал писатель надежное противоядие админист ративным ли злоупотреблениям, хозяйскому ли произволу, которыми заявлял і о себе но вая — капиталистическая — эксплуатация, углублявшаяся по мере роста фабрично-за водского производства. Альтернатива, пред ложенная ей, конечно же, наивна, картина благополучия, выписанная во втором рома не, идиллична, но включение этого мотива в повествование несомненно свидетельство вало о писательской чуткости к явлениям и проблемам, привносимым в российскую действительность развитием капитализма. Сюжетно изображение завидовского бла гополучия важно еще с одной точки зрения. Терентьев управляет заводом, который при надлежит Евгении Белозеровой, стало быть, действует с ее ведома и согласия. Тем са мым борьба героини романа «на пользу жен ского дела» обретает куда больший простор, чем только защита своего человеческого достоинства в сфере личной, интимной жизни. Самая проблема эмансипации жен щины, таким образом, ставится и решается не в узком нравственном, но широком со циальном плане. Нам не суждено знать, насколько органично соединились бы оба плана в дальнейшем, но заявка на их син тез уже сделана. Некоторые детали повест вования, как бытовые, так и психологиче- 1 М а р к с К. и Э н г е л ь с ф. Соч., т. 7, стр. 86,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2