Сибирские огни, 1982, № 10

защита человеческого достоинства и прав личности на изъявление своих убеждений. Все это нашло прямое, непосредственное выражение в сюжете романа «Шаг за ша гом», в разносторонней и целеустремленной' деятельности его главного героя. Так, под робно повествуя о «^первоначальном разви тии характера Александра Васильевича Светлова», И. В. Омулевский последователь но развенчивал рутинную систему казенно го образования, убежденно ратовал за та кое нестесненное наставническими догмами воспитание жизнью, которое благоприятст вует естественному проявлению способно стей и склонностей, заложенных в природе человека, и, не позволяя, его «воображению уноситься слишком далеко за пределы ви димого, в область мечтательного», пробуж дает пытливый интерес к действительности, «проникнутое анализом, спокойное отноше ние к ее явлениям», не утрачивающее «ни душевной теплоты, ни страстной энергии». Эта педагогическая идея писателя находит затем развернутое обоснование во взглядах Светлова, подтверждаемых его опытом до машнего учителя. Дальнейшее практическое претворение воззрения Светлова находят в его просвети тельской деятельности, увенчавшейся от крытием бесплатной школы для детей, а при ней «воскресных вечерних уроков для чер норабочих обоего пола». И хотя вмешатель ство властей кладет вскоре конец благород ному начинанию, и, «уныло понурив свои недоучившиеся головы», молча расходятся рабочие люди из-под темных окон школьно го флигеля, крупицы знаний, полученных ими, не пропадут зря — как семена, бро шенные в пашню, они дадут всходы в буду щем. «...Сознание от двух-трех человек ма ло-помалу проникает в массу, а масса эта постепенно растет, и когда-нибудь да прии- дет же ее царствие». Но не филантропия ли это, как ни реши тельно отвергается она в романе, не благот- ворительство ли, прикрывающее язвы об щества клейким пластырем, но бессильное излечить социальные болезни? Об этом мно го раздумывают герои И. В. Омулезского. Открытие школы, разъясняет Светлов,— не конечная цель, а «только средство... одно из бесчисленных средств! Когда школа встанет покрепче на ноги, мы передадим ее в другие надежные руки. Надобно только дать при мер обществу, надо показать ему, что мо жет оно иметь, если захочет, то есть сделать для него необходимыми повторения этого примера... Кто хоть раз имел у себя кое-что необходимое и потерял его, у того уж на всегда останется невольное желание возвра тить рано или поздно потерянное. Так и общество; оно живет по тем же законам, как и отдельная личность». Образно говоря, развивает далее Светлов свою мысль, «дождь не из ведра льет, а собирается он по каплям, и эти же самые капли могут обра зовать целые моря...» В приведенном разговоре с Прозоровой, обязанной Светлову «неутолимой жаждой света, простора, кипучей деятельности», возникает заглавный мотив романа, наме ренно подчеркнутый и его названием, в ко торое п-асатель вкладывал полемически за остренный смысл. «...Я предпочитаю идти до времени ш а г з а ш а г о м»,— рассудительно и сдержанно отводит Светлов пылкие упреки Варгунина в том, будто слишком уж медленно («Так- то, батенька, и черепахи плетутся») идет по избранному пути. «Идти шаг за шагом не значит, по-моему, плестись; напротив, это значит идти решительно и неуклонно к своей цели, без скачков... Самая суть-то ведь не в скорости шагов, а в их твердости и ос мысленности, мне кажется. Войско так же идет...» Он прав. Был бы резон укорить Светлова в чрезмерной осторожности и осмотритель ности, если бы в своем стремлении «быть практическим деятелем» он довольствовал ся лишь частными уроками в доме Прозо ровой и просветительством в школе. Но в том и дело, что эти шаги привбдят его . к личному участию в стачке на Ельцинской фабрике, которая, как явствует из мимолет ной реплики жандармского генерала, «пред ставителя местной власти» в Ушаковске,— «И в Петербурге, «и здесь... знаменательные признаки, не правда ли?» — не случайный всплеск вспыхнувшего недовольства, но вы ражение повсеместно зреющего протеста фабричного люда против притеснений и уг нетения. Ключевые сцены стачки заняли в романе несколько центральных глав. Наличие их в повествовании дает веские основания гево- рить о том, что, сформировавшийся в духов ной атмосфере 60-х годов, И. В. Омулевский чутко отозвался и на те новые идейные веяния, которые, исподволь вызревая в об щественном сознании пореформенной эпохи, в 70-е годы стали ее знамением. Ничего удивительного: в истории литературы ни одно десятилетие не отгорожено от другого неприступной стеной. Появившийся на ру беже двух десятилетий, роман «Шаг за ша гом» равно принадлежит им обоим. Подобно тому, как деятельность Светло ва, разворачиваясь в 60-е, устремлена в 70-е годы, так и его'характер воплотил в себе типические черты не только революцио- нера-шестидесятника, но и революционного народника, вышедшего на арену русской истории в следующее десятилетие. С одной стороны, в нем очевидна рахметовская’ ро дословная, на которую прозрачно намекает писатель, воспроизводя разговор Светлова и Прозоровой о возможностях самовоспита ния, которое прежде всего «от нас самих зависит, коль скоро мы сознаем направле ние, какое желали бы дать ему... вот и ха рактер свой можно также выпрямить, сто ит только постепенно... садить в него по гвоздику — отрешаться день за день от не достатков хоть на йоту...» Речь, понятно, идет о гвоздях метафори ческих. Но ведь и те, на которых спал Рах метов, тоже не всегда покупались на вес в скобяных лавках... С другой стороны, не менее ярко выявлен в характере Светлова и тот стержень, кото рый роднит его с «сильной, критически мыслящей личностью» (П. Лавров), сменив шей в 70-е годы «нового человека» 60-х годов, предопределяет обобщенный соци ально-психологический портрет пропаган диста -семидесятника, десятилетие спустя воспроизведенный С. М. Степняком-Крав- чинским во введении к «Подпольной Рос сии». Благо других, исступленная жажда принести в жертву всеобщему счастью свое собственное — так обозначит писатель-ре 165