Сибирские огни, 1982, № 10

границ Монголии», «Барабинская степь», «При разливе Оби». Самостоятельными тема­ тическими мотивами вплетены в эту сибир­ скую симфонию колоритные описания бы­ тового уклада, обычаев и традиций («Си­ бирские святки»), увлеченная поэтизация характера, доминантой которого выступа­ ют «дух, стремящийся к свободе, любящий простор; поиск дела, жажда света» («Сиби­ ряк»), Еще дальше на восток простирается взгляд поэта в стихотворениях камчатского цикла, которые тесно смыкаются с его пуб­ лицистическими статьями, печатавшимися в «Восточном обозрении». И. В. Омулевскому принадлежит бесспорное первенство в по­ исках демократического решения нацио­ нальных проблем России, в выдвижении требований широкого просвещения среди малых народов Сибири и Дальнего Восто­ ка. Их «способность к культурной жизни» убежденно отстаивал он в статье «Искусст­ во камчадалов». И гневно бичевал велико­ державную политику царизма, обрекающую эти народы на социальное бесправие и ду­ ховную отсталость, в стихотворении «Кам­ чадал»: Мне стыдно за мир наш,— и многие годы Равно и в печальный, и в радостный час Я вас вспоминаю, о дети природы! И думаю крепкую думу о вас... Ничто, казалось бы, не предвещало в по­ ру самодержавия иного будущего Сибири. Но неизменная приверженность И. В. Ому- левского идеалам революционной демокра­ тии сказалась и в этих стихах, проникнутых жизнеутверждающим пафосом социального оптимизма. «Не край изгнанья, а край сво­ бодного труда, где благоденствия года дав­ но изгладили страданья», истово виделся поэту за окоемом времени. И, расширяя без того огромные пространства земли, вслед за родной Сибирью вся Россия вставала перед его мысленным взором в слепящих лучах грядущего рассвета: Пройдут года — и ты, страна родная, Во всей красе могучей расцветешь! Минует ночь — и, свет зари встречая, Отгонишь ты видений сонных ложь... Благословен для дремлющего края Подобный миг, как страсти первой дрожь! Со всех сторон сойдутся на работу Твои сыны — твои богатыри; Завет их грез свершится йота в йоту: Заменят торг — науки алтари... О. лишь одно томит меня до гнету: Мне не дожить до чудной той поры! . Художественное открытие Сибрри совер­ шал И. В. Омулевский и своей прозой. При- мёчательно, что самый первый его рассказ появился в составленном Н. С. Щукиным сборнике «Сибирские рассказы» и называл­ ся «Сибирячка». Датированный 1862 г., он носил отчетливо выраженный антикрепост­ нический характер и представлял собою расчет писателя с только что отмененным крепостным правом — чудовищной реально­ стью российской действительности, оставив­ шей незарастающий след в памяти народ­ ной. О том, как глубок этот след, впечатля­ юще говорит развернутая писателем «вопи­ ющая драма, ежедневная, правда, но, мо­ жет быть, потому именно и неведомая сча­ стливым и сильным мира сего». В ней дове­ рительно исповедуется героиня рассказа, повествуя о своей горемычной судьбе снача­ ла бесправной служанки в барском доме, затем сибирской каторжанки, и «по увяд­ шему лицу ее текли горячие слезы, такие же юные и свежие, как ее рассказ, такие же горькие, как его содержание, и такие же мучительные, как ее душевная рана, не зажившая вполне до такой глубокой старо­ сти!». Годами каторги заплатила она за убий­ ство развратника-барина, которое писатель отнюдь не склонен вменять ей в вину, хотя бы и вынужденную. И небезгласной жерт­ вой рокового стечения обстоятельств вос­ принимает он свою «сибирячку, но правой мстительницей за унижения и обиды. Как тут не вспомнить разбойного Кудеяра-ата- мана из «Кому на Руси жить хорошо», только тогда искупившего тяжкое «бремя грехов» перед богом и людьми, когда обра­ тил свой «бешеный гнев» против насилия! Антикрепостническая тема углубленно разрабатывается И. В. Омулевским и в опубликованном в 1882 г. рассказе «Осто­ рожный художник», но обретает при этом особый поворот, подсказанный стойкой тра­ дицией русской прозы, которая восходит и к герценовской повести «Сорока-воровка», и к тургеневским «Запискам охотника». Снова бесконечный сибирский тракт, си­ бирское захолустье, влачащее «непригляд­ ную будничную жизнь», новая встреча в пути — на этот раз в пересыльном остроге «с высоким заостренным частоколом... вы­ крашенным казенною желтою краской». Дорожный случай приводит героя-повест- вователя в хлебосольный дом «этапного ко­ мандира», где «под несколько шероховатой оболочкой таятся благороднейшие людские чувства, где жилось и думалось неизменно честно, и куда вовсе нет доступа условной нравственности, которая, соблюдая только букву, искажает весь смысл мудреной кни­ ги общежития». Одной из многих страниц этой книги представлена в рассказе драма «затерянного в глуши сибирского этапа» художника-самородка. «Сколько, я думаю, талантов пропадает таким образом на Ру­ си!»— восклицает о нем сердобольная хо­ зяйка дома. «Да, не мало»,— соглашается рассказчик, которому предстоит выслушать печальную повесть чужой жизни. Будет в ней и сиротство мальчика «при барских комнатах... на послугах», и его «с малолет­ ства самого... страсть... к рисованью», и порки, которые задавал за это помещик, «волк настоящий», и отчаянная «блажь», которая отуманила шаткой надеждой на спасение от крепостной неволи да тут же обернулась неволей каторжной. Трудно сказать, в какой мере доподлинна житейская история, воспроизведенная в рас­ сказе, но даже если и списана она «с нату­ ры», писатель сумел придать ей значение художественного обобщения — типической трагедии самобытных народных талантов, на которые никогда не скупилась россий­ ская действительность, но чаще всего обре­ кала их на неминуемую гибель. «Рассказом из путевых впечатлений» наз­ вана в подзаголовке «Сибирячка», «очерком из мира забитых талантов» — «Осторожный художник». Первое обозначение сопровож­ дает также рассказы «Медные образки» (1862 г.), «Сутки на станции» (опубликован в 1904 г.), второе — неоконченный рассказ «Без крова, хлеба и красок». Есть еще неза- 162