Сибирские огни, 1982, № 10

ционно-демократическом кругу «Русского слова» и «Дела» либерально настроенного А. К. Шеллера-Михайлова. Но суть в том, что идейная борьба, политическое размеже­ вание вовсе не обязательно вели к разрыву личных связей, деловых, а то и дружеских отношений. Если же вести речь конкретно о связях и отношениях И. В. Омулевского и А. К. Шеллера-Михайлова, которому, к сло­ ву сказать,— драматическая, если вдумать­ ся, деталь! — посвящен роман «Шаг за ша­ гом», то важно учесть, что их питало мно­ жество сугубо житейских дел, бытовых, как мы сказали бы сегодня, мелочей. Для И. В. Омулевского, всю жизнь мученически боров­ шегося с нуждой, отчаянно выбивавшегося, но так и не сумевшего выбиться из нище­ ты, то были отнюдь не мелочи. Об этом красноречиво свидетельствуют его письма А. К. Шеллеру-Михайлову, сохранившиеся в архиве. Поскольку никогда прежде они не печатались, стоит прйвести хотя бы два из них. Первое датировано 21 марта 1877 года: «Многоуважаемый Александр Константи­ нович! I Простите, Бога ради, что весь поглощен­ ный одной мыслью, начинаю прямо с нее. Три месяца тому назад я потерял место в редакции «Модных выкроек», пять лет да­ вавших мне хлеб... Отставка эта постигла меня внезапно- так что я сразу остался без ничего. Пробо­ вал сначала искать работы, но убедился, что её легче отыскать поденщику, чем лите­ ратурному пролетарию. Писал Суворину *, прося его дать мне хоть чтение корректур, но этот гуманный человек не счел нужным даже отвечать На мое письмо. Чтобы есть и не остаться на улице, мне пришлось в эти три месяца за­ ложить все мое платье, продать книги... словом, нужда окинула меня своим мертвя­ щим оловянным глазом с головы до ног. Теперь не могу даже искать занятий, ибо не в чем выйти на улицу, и вот уже два ме­ сяца, как я не дышу свежим воздухом. Положение мое ужасно, безвыходно. Крепился до последней крайности, сове­ стясь обратиться к тебе, так как я и без того много обязан твоему благородному сердцу. Но горе и безвыходность взяли свое: хватаюсь теперь за твою дружбу, как утопающий за соломинку, иной надежды, иного исхода не вижу... Твое одолжение будет истинным «яйцом ко Христову дню». Если не можешь сам, похлопочи, хоть у Благосветлова... Но теперь дело идет чуть ли не о жизни, так мне хорошо! Если б не уважение к се­ бе, я, кажется, подвел бы (итог) ей. Пом­ ни, что ответ твой будет или лучом солнца для меня, или же — но ты по лихорадочно­ му тону этого письма поймешь сам, чем он будет в другом случае. От души жму твою руку. Всегда тебе преданный и благодарный Омулевский». Письмо имеет приписку: «Приветствуй от меня твоих милых ста­ риков.' Если найдется у тебя хоть какая-ни­ будь работа для меня — не забудь обо мне. ’ Отношение И, В. Омулевского к А С. Суво­ рину засвидетельствовано его эпиграммой: «Он первый на Руси создал литературную клоаку и первый пятиться в ней стал, подобно раку». Может случайно иметь в виду какое ни на есть постоянное занятие,— еще было бы лучше. Я не откажусь ни от чего». Второе письмо написано полтора месяца спустя: «Милый дружище, если припомнишь, ты говорил мне, что 1 мая можешь поделиться со мной еще 10 рублями, что не выйдет за пределы всего бюджета. Так как я взял у тебя в последний раз 5 рублей, то не име­ ешь ли ты возможности прислать остальные 5 рублей с подателем этой записки. Меня одолела квартира, с которой, вероятно, я завтра и перееду, сообщив тебе новый ад­ рес. В «Живописном обозрении» взять де­ нег вперед некрасиво, да и у меня не хва­ тит храбрости на это... Зашел бы к тебе сам, но боюсь потерять утро, да и тебе по­ мешать. Как ни жутко мне тревожить тебя еще раз, но ничего с этим не поделаешь...» Таким бедственным .положением «проле­ тария» платил И. В. Омулевский за выбор на стороне революционно-демократического лагеря, который он совершил в начале ли­ тературного пути и которым вопреки всем испытаниям неукоснительно следовал до конца жизни. И дело здесь, разумеется, не в формальной принадлежности к революци­ онно-демократическим и демократическим изданиям, с которыми он сотрудничал как автор, хотя и это существенно, но раньше и прежде всего — в характере и направленно­ сти поиска, в духе и пафосе творчества. Скажем о них сопоставлением стихот­ ворных строк самого И. В. Омулевекого, написанных на взлете молодости и на исхо­ де жизни. В даль прошлого смотрю я смелыми глазами. Гляжу бестрепетно и в будущего даль: Шла жизнь моя укромными стезями. Подобно дню с случайными тенями, И не сулит закат мне горькую печаль. Я чужд раскаянья, несродно мне смиренье, Без лицемерия свершается мой путь; Меня ведет одно лишь вдохновенье, И никогда позорное сомненье О правоте моей — мою не мучит грудь. «Счастливец!» — легко и просто было бы воскликнуть, не зная, что и как сложится дальше. Об этом — стихотворение «Разлад», написанное уже в то время, когда удары судьбы сполна отозвались непокоем, смя­ тением. В душе темно, как ночью в бурном море, И там, во тьме, как за волной волна. Без устали идет за горем горе. Вновь поднимая прошлое со дна. В душе темно, как ночью в бурном море. Находит скорбь волною за волной... Но, может быть, ты смоешь это горе. Девятый вал, когда-нибудь собой! «Разлад» датирован 188! г. В атмосфере, взбудораженной и накаленной первомартов­ ским взрывом на Екатерининском канале и последовавшей вскоре казнью народоволь­ цев, иносказательный «девятый вал» объ­ ективно обретал прямое, неметафорическое значение грядущих перемен, ожидание ко­ торых все равно не оставляло поэта. Не для него философия долготерпения и смирения, которую он убежденно развенчивает в сти­ хотворении 1882 г. «Совет». «Покорись! — родная говорила.— Ведь врагов тебе не превозмочь: Велика их сплоченная сила, И темны их помыслы, как ночь. 160