Сибирские огни, 1982, № 10
комых Жилинского, из которых все до еди ного были политические преступники, юный Светлов, даже и не спрашивая, то и дело получал здесь ответы на мучившие его воп росы. Ответы эти были всегда серьезны, строги, иногда ужасали его своей бесцере монной резкостью, но тем не менее они казались ему вполне удовлет ворительными ответами, ‘то есть такими, каких давно жаждал его практически на строенный ум. В кружке Жилинского, в ка кие-нибудь три месяца, юноша гораздо бо лее умственно вырос, чем во все свое семи летнее пребывание в гимназии»,— повест вует писатель, имея также в виду началь ную пору собственного становления. И тут же включает в повествование еще один важнейший автобиографический мотив: «Между прочим, Светлов выучился здесь по-польски, познакомился в оригинале с Мицкевичем, Красинским, Лелевелем...». Сопоставим эти художественно преобра женные свидетельства, в силу своей образ ной природы соединившие жизненную ре альность и творческий домысел, со свиде тельствами, удостоверенными строго доку ментально. «Ты знаешь,— писал И. В. Ому левский земляку-иркутянину П. Н.. Баси ну,— как я люблю Мицкевича. В памяти твоей, конечно, сохранились те вечера, ког да, бывало, приходил я к тебе и, развернув заветную книжечку его стихов, увлекал ими твое жадное, юное внимание. Тогда я чув ствовал в себе какое-то еще неясное, не высказывавшееся еще осознание красот ве ликого польского поэта — но позже изуче ние их пришло ко мне само собою. С тех пор Мицкевич стал моей настольной кни гой... Дождался я, друг, наконец, и того, как ты знаешь, что большую часть их почти знал наизусть...» (В качестве предисловия это письмо другу было помещено в книге «Мицкевич в переводе Омулевского».) Спустя несколько лет Адама Мицкевича сменит Людвиг Кондратович (Владислав Сырокомля), в чьем творчестве ярко и полно воплощены идеи и идеалы польской революционной демократии. В конце 70-х годов из-под пера И. В. Омулевского вый дет перевод популярной в то время драмы Казимежа Залевского «Марко Фоскарини». А в личном его архиве останутся рукописи неопубликованных переводов повести Юзе фа Игнация Крашевского «Пан Твардов ский» и легенд из народной жизни Польши и Германии, которые предваряет предисло вие Ю. И. Крашевского, вероятно, и оно предназначалось для перевода. В постоян стве и неослабности такого интереса к поль ской литературе угадывается одна из жиз нестойких традиций как польско-русских культурных связей, так и связей между по колениями польских и русских революцио неров, чьим девизом и лозунгом на многие десятилетия вперед стали слова, рожденные в ближайшем окружении молодого Адама Мицкевича: «За вашу и нашу свободу!..» Книга «Мицкевич в переводе Омулевско го» успеха не имела, но по-своему помогла начинающему автору войти в литературу. И хотя в течение четырех лет, последовав ших за этой неудачей, вплоть до стихотвор ных публикаций 1861 г. в журнале «Век», имя И. В. Омулевского в печати не появля лось ни разу, то были для него годы решаю щего самоопределения. Не дослушав универ ситетского курса, он уехал сначала в Ви тебск, где предпринял ненадолго попытку чиновничьей службы, затем во Псков, но снова вернулся в Петербург с твердым наме рением целиком отдаться писательскому тру ду. В литературном кружке сибиряков, про живавших тогда в столице, он читал свои поэ тические и прозаические опыты. Здесь встретился с Н. С. Щукиным, который вско ре напечатает его первую прозу в иркутском сборнике «Сибирские рассказы» (1862), и Н. М. Ядринцевым, впоследствии издате лем еженедельной газеты «Восточное обоз рение», где И. В. Омулевскому также суж дено будет много сотрудничать в конце жизни. Рассказывая об их встрече на пере ломном рубеже 50—60-х годов, Н. М. Яд- ринцев писал в «Литературных и студенче ских воспоминаниях»: «Это была эпоха об новления русской жизни, под которой все мы жили и распускались. Эпоха незабвен ная, где все веяло пробуждением умствен ной жизни и лучших человеческих инстинк тов. Маленькие люди становились гиганта ми, а то и героями, потому что окружаю щее поднимало дух, обновляло». 60—70-е годы были в прошлом веке едва ли не самой социально насыщенной, идейно противоречивой, драматически напряженной полосой исторического развития России, а стало быть, и ее общественной мысли. Все го два десятилетия, но они вместили в себя так много и столько разного, что протяжен ность их кажется куда большей. Здесь пер вая революционная ситуация с её накалом борьбы вокруг ключевого вопроса эпохи — отмены крепостного права, поиска путей ос вобождения крестьян, определения дальней шего направления в движении русской жиз ни. И тут же, вослед, наступление цариз ма на демократию, ускоренное и облегчен ное жестоким подавлением польского вос стания 1863 г. Здесь вторая революционная ситуация, возникновение которой сначала отдаленно и зыбко предсказал выстрел Ка ракозова, а затем вплотную приблизило массовое «хождение в народ» демократиче ски настроенной молодежи. И выдвижение на этой растущей приливной волне «блестя щей плеяды революционеров 70-х годов» *, мощный и скорбный апогей революционно го . народничества — героика и трагедия «Народной воли». И. В. Омулевский пережил 1 марта 1881 г., застал начало фронтального натиска пра вительственной реакции, который она пред приняла и осуществила «в те годы дальние, глухие», когда «совиные крыла» Победонос цева, простершись над страной, вновь зна меновали глумливое торжество самодержа вия над передовой, прогрессивно мыслящей Россией, над тем лучшим в ней, что было рождено напором революционно-демократи ческого движения. В те годы И. В. Омулевский активно пе чатался в прогрессивных журналах: «Сов ременнике», «Искре», «Будильнике», «Рус ском слове». Главные прозаические произ ведения его опубликованы в журнале «Де ло». Здесь будет необходима оговорка, объяс няющая постоянное присутствие рядом с И. В. Омулевским и в близком ему револю- ' Л е н и н В. И. Поли. собр. соч., т: 6, стр. 25. 159
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2