Сибирские огни, 1982, № 10
«...Он хоть и догадывался, но гнал от се бя эту догадку, что мечтает о деревне с в о ей, о прошлой, которую тут уже почти все позабыли, кинулись к новой, которую и де- ревней-то назвать язык не повернется, да так спешно кинулись, что впопыхах поза были не только старый уклад, но и старых людей...» Замечу попутно — подобное «впопыхах» послужило поводом к созданию известной повести В. Распутина «Прощание с Матё рой». И у А. Плетнева в этом «впопыхах» звучит и жалость, и боль, и даже как будто негодование. И, наверное, хватило бы и за пала, и художественной силы у писателя, чтобы, как и В. Распутину, произнести свое страстное слово в защиту уходящей дерев ни. Однако А. Плетнев не соблазнился. И не потому, что побоялся отойти от ма гистральной темы романа или показаться вторичным (уверен — он и здесь смог бы не повторить предшественников). Дело в другом. При всей схожести стилевой мане ры, творческого духа этих писателей,взгляд на процессы, происходящие в современной деревне, у В. Распутина и А. Плетнева, на мой взгляд, существенно различается. Плет нев, разумеется, тоже решительно осужда ет нерадивое «впопыхах», но... «если гово рить по правде, то не вприпрыжку, конеч но, бежали люди от старой деревни к но вой, они ее, новую-то, долго и трудно стро или». И в отличие, скажем, от распутинской Дарьи, которая чуть ли не с сектантским упорством не желает примириться с объ ективной реальностью затопления острова и переселения на новое место, старые люди приготовленной к сносу Чумаковки, в том числе и отец Михаила Свешнева, вполне трезво оценивают свое положение: они по нимают — само время приговорило старую деревню. Не застав прежней, с в о е й Чумаковки, Михаил начинает ощущать, что другой-то, новой, сегодняшней деревне он чужой. А чу жой потому, что не строил ее, не рос, не менялся вместе с нею. «...С какой же душой я вернулся сюда? Кто я здесь?»— спраши вает себя Свешнев. И еще один вопрос му чит его: как жить дальше, как относиться к тем переменам, которые он здесь увидел? Вопрос этот гораздо шире сугубо личных метаний Свешнева. В более общей поста новке подразумевает он поиски оптималь ных отношений между городом и деревней, между современным крестьянином и совре менным рабочим. Данная проблема в творчестве А. Плетне ва возникла задолго до появления «Шах ты». О ней задумывается один из героев рассказа «На все нас хватало». Об этом же размышляет Василий Кряжев («Маршалы в отставку не уходят»). Он-то и находит единственно, пожалуй, верное решение. «Не расстраивай душу — я сам ни дня без Ир тыша не живу,— говорит Кряжев жене На талье.— А здесь я пот пролил и кровь и в человека вырос. Здесь наши дети роди лись — их родина тут. И мы для них будем жить». ' За год безуспешных попыток прижиться на родине у Михаила Свешнева крепнет та же мысль: «— Нет, не нужно раздваива ться. То, что имел на шахте, никогда не за имею на родине, если б даже жила-здрав ствовала Чумаковка, Я уже весь в другом, и другое это проросло через мое сердце, только с сердцем и можно из меня выр вать». В данной мысли Михаила укрепляют лю ди, которых он считает «величайшим поко лением величайшей силы духа». «Раз по шел, то не останавливайся. Иди в рабочие. И нас оттуда поддержишь»,— напутствовал в свое время Михаила отец, несмотря на то, что каждая пара рабочих рук была в деревне на счету. «Кто мы без дела кров ного?» — говорит вернувшемуся на родину Свешневу старый ■пастух Лабуня и будто точку ставит его сомнениям. Образ Михаила Свешнева — большая удача А. Плетнева. И не только потому, что перед нами мастерски написанная судьба советского рабочего. Автору удалось большее: в недрах традиционного харак тера русского человека он увидел ростки героя нового времени, героя будущего. Рост и становление такого героя проис ходит, как правило, в условиях жесткого социального климата современности, когда идет ломка традиций (отнюдь не всегда справедливая), переоценка многих нрав ственных ценностей. Уходящее трудно от ступает перед настающим, а настающее в порыве неостановимого движения вперед нередко забывает об опыте уходящего, без которого само это движение теряет в конце концов свою энергию. Не случайно в совре менной советской литературе с такой остро той нынче встает проблема выбора: выбора жизненной позиции, морально-нравственных критериев, выбора отношений... Перед выбором стоят почти все герои А. Плетнева. У каждого из них «впереди дорога». Чаще всего — к самому себе, к пониманию своего предназначения, един ственно верного пути к реализации своих возможностей. Впервые в полный голос проблема выбо ра в творчестве А. Плетнева зазвучала в повести «Дивное дело», где главным ее носителем стал молодой сельский учитель и поэт Иван Раздолинский. Для Сережи Журавлева Раздолинский — загадка. Маль чик чувствует в нем творческую душу, тя нется к нему, но что-то и настораживает его в нем. «Все тут наше: и земля, и ду ша»,— наставлял Сережу бывший учитель Николай Иванович Рыбин, но только мно го позже он поймет, к^к прав был Этот за мечательный человек и что же все-таки его, Сережу, как, впрочем, и других одно сельчан тоже, в Раздолинском насторажи вает. Душа Ивана, родившегося здесь в До- воленке, как ни странно, далека от своей земли, отчуждена равнодушием, какой-то ложнопоэтической отрешенностью. Не слу чайно, инородным телом кажется он своим землякам. Рыбин видит в Раздолинском поэта, ко торый предназначен выразить душу родной земли, своего народа. Но сможет ли он, если в земле, в природе видит только внеш нюю йрасоту, оторванную от соленого кре стьянского пота,— вот вопрос? И вопрос не праздный. Само по себе осознание своего предназ начения вне корней и истоков — убеждает автор образом Раздолинского — недееспо собно. Талант обязательно должен быть обеспечен золотым запасом народного ми роощущения, Только в этом случае он спо 156
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2