Сибирские огни, 1982, № 10

произведении А,- Плетневу удалось то, что пока еще редко удается литераторам, ос­ ваивающим производственную тему,— по­ казать жизнь человека труда цельным пла­ стом. И вполне можно разделить удовле­ творение критика Н. Подзоровой, которая в послесловии к изданию «Шахты» в «Роман-газете» (1981, № 2 (912) пишет: «Кажется, наконец пришел к читателю ро­ ман, где многослойная жизнь современного рабочего воссоздана во всей ее сложности и неделимости». А сложность и неделимость, помимо все­ го прочего, еще и в том, что современный рабочий — это не только сугубо положи­ тельный Свешнев, но и бок о бок с ним добывающие уголь, живущие по соседству, но далеко не столь честные и благородные Азоркин с Колыбаевым. Вместе со Свешне- вым они и составляют первичный рабочий, коллектив, который, кстати, несмотря на то, что они такие разные, неплохо работает. А разность их жизненных позиций про­ является прежде всего в отношении к кров­ ному делу, которому каждый из них отдал много лет нелегкого труда. Колыбаев откро­ венно признается: «Мне все равно: хоть уголь лопатой наваливать, хоть тебя на этой лопате по штреку возить — лишь бы деньги платили». Солидарен с Колыбаевым и Азоркин: «В шахте я, Миша, добытчик воли... Я же сознательно лезу в эту соко­ выжималку, чтоб заработать деньги». А деньги и «воля» нужны Азоркину для беспутной жизни. Но характерно — ни тот, ни другой не халтурят, не отлынивают, и с чисто дело­ вой стороны их трудно в чем-либо упрек­ нуть. Не хватает им одного — души в ра­ боте. И умелые они, и опытные, а все рав­ но — какие-то для шахты посторонние. Образами Азоркина, Колыбаева, и, как увидим дальше, начальника их участка Головкина А. Плетнев убедительно дока­ зывает, что бездуховность деловая не ме­ нее опасна, чем бездуховность в сфере общественных и личных отношений. Иначе чем, как не бездуховностью, объяснить хо­ тя бы тот факт, что в критический момент, когда произошел обвал в забое, Колыба- ез не только бросает бригаду, спасаясь, но и при расследовании пытается оклеветать Михаила, свалить всю вину за лишившего­ ся руки Азоркина на Свешнева. Михаил Свешнев не делит свою жизнь на время, проведенное в шахте, и вне ее. Рабо­ та так же естественно и органично входит в его бытие, как дом, семья, сад... И для Михаила работа вовсе не средство, необхо­ димое для достижения каких-то целей: она сама есть необходимость и цель. Вероятно потому-то и относится к ней Михаил не просто добросовестно и сознательно, а по­ истине одухотворенно. Свешнев, как живо­ го человека, чувствует шахту, понимает ее повадки, характер. Здесь невольно хочется сделать два сопо­ ставления. Поразительным чутьем шахты обладает и Салов. Но включалось оно у не­ го только тогда, когда дело касалось лич­ ной безопасности. И выше животного ин­ стинкта — нюха на грозящую беду — его понимание шахты не поднималось. • Удивительной способностью обладает и Головкин. Находясь на поверхности, он мо­ жет по телефону различать любые шахт­ ные звуки: определить, где сочится в забое вода, крупный или мелкий сыплется .в ваго­ нетку уголь и т. д. И одновременно порази­ тельное равнодушие к жизни и нуждам собственного участка. •У Свешнева же одухотворенное отноше­ ние к делу сказывается буквально во всем. Он и с техникой-то обращается, как с жя* вым существом. «Не рвись, еще на работа?» емся»,— отечески-ласково сдерживает-уго^'- варивает он набирающий обороты угольный комбайн. Но, пожалуй, наиболее ярко деловая оду­ хотворенность Михаила Свешнева проявля­ ется в его отношении к производственному, плану. «Михаил сменного плана над собой не признавал. Он был убежден, что такой план придумали вместо погонялки для ра­ ботников ленивых, хитрых и бессовестных. А когда все будут честными, тогда сменное задание отменят». Спор о необходимости производственного плана происходит в кабинете директора шахты Комарова. И если для Комарова производственная жизнь вполне укладыва­ ется в два директивных постулата — «ра­ бота есть план», а «план — это жизнь», то для Свешнева «сменный план не жизнь, а форма», «это плоскость, чертежи», по кото­ рым он будет делать свою работу, а содер­ жание работы зависит от самого рабочего, от того, насколько прочна в нем потреб­ ность труда. Более того, Михаил уверен — сознательного, добросвестного рабочего «норма унижает». Здесь отчетливо просматривается автор­ ская позиция, откровенно полемизирующая с расхожими схемами «производственной» прозы. Что греха таить, сплошь и рядом его величество план заслоняет и самое работу, и человека, ее выполняющего, не только у руководителей предприятий, но и у литера­ торов, берущихся отразить личность рабо­ чего, которые ценность своих' героев опре­ деляют исключительно по тому, насколько высоки их плановые показатели. Полемика с .«производственной» моделью прозы ви­ дится и в том, что автор не стремится во что бы то ни стало Б- ©стром впечатляю­ щем конфликте стойкбугь Михаила с его антиподами Колыбаевым и Азоркиным. Все трое вполне уживаются в одной бригаде, успешно делают общее дело. Да и не осо­ бенно стремится Свешнев (хотя и предла­ гают ему) уйти к людям более достойным. Во-первых, не очень-то часто выпадает че­ ловеку счастливая возможность создать себе вполне благоприятные обстоятельства и окружение. И во-вторых, что, может быть, особенно важно, Михаил служит своеобразным нравственным балансиром, который изо дня в день регулирует, урав­ новешивает духовное состояние бригады. Сами того не сознавая, и Азоркин, и Колы­ баев постоянно нуждаются в том, чем сами обделены — в свешневской человечности. Такие взаимоотношения героев вовсе не исключают между ними полновесного ху­ дожественного конфликта. Он, конечно же, существует — скрытый, глубинный, отли­ чающийся не внешними страстями, а боль­ шим внутренним накалом. Постепенно раз­ растаясь, он втягивает в сферу своего вли­ яния все новых и новых людей, ибо спор ведется о самом главном — какой должна быть личность современного рабочего. 154