Сибирские огни, 1982, № 10
сем иное, это было ощущение, будто взору открывается не только задумчивая, непов торимая панорама Подмосковья, а вся — от Памира до тундры, от Балтики до Саха лина — великая, мирная Русь. И это было не только наше ощущение — мы это чувст вовали по притихшему залу, по глазам «русско-немцев»... Право, не берусь утверждать, что именно так было, но невольно создавалось впечат ление, что песня вызвала слишком мелан холическое настроение, подавленное психи ческое состояние, ибо музыканты в спеш ном порядке сменили «пластинку», и тут же зазвенела-загрвмела веселая «Подгорная», затем — озорной, увлекательный плясовой танец, который в Сибири называется «Табо- рок». Да, бывало... едва баянист или гармо нист берет первые аккорды «Таборочка», как парни пускаются в пляс, а девушки с частушками-прибаутками тут как тут, и тог да — шире круг! Да... так было... когда-то... там... А здесь? Нет, ничего подобного в Остерн- хаусе не получилось, никто с места не сдви нулся. Лишь после паузы, когда вновь за звучал тот же мотив, вышло несколько пар и под музыку темпераментного «Таборка» начали танцевать монотонный фокстрот. На танцкругу появлялись, преимущественно по жилые, некоторые с внучатами, а молодежь держалась как-то незаметно, в стороне. Ви димо, ей музыка (вальсы, польки, фокстро ты), рассчитанная на старших, не пришлась по вкусу. А возможно, что тому и иные при чины были... За соседним столиком две девушки, лет им по 19—20. Весь вечер просидели словно привязанные. Весь их облик говорил об аб солютном безразличии к окружающему. Можно было безошибочно определить, что они со своими мкслями, раздумьями отсюда очень и очень далеки... «Девушек в этом цветущем возрасте да такими удрученными за всю свою жизнь не видела»,— заметила супруга и не выдержа ла, спросила: «Видно, родненькие, недавно из России?» Они оживились: «А как вы догадались?» ...Наконец трио сыграло марш, вечер «русско-немцев» завершился. Нам предстоя ла, однако, еще одна встреча. Перед выхо дом нас остановила миловидная, приятная, средних лет женщина. Завязалась беседа, очень короткая, но примечательная. Пере даю ее дословно: «Вы, наверное, совсем скоро едете до мой?» «Да, уже билеты взяли», «Боже мой, какие же вы счастливые!» «Ну так давайте с нами, будем вместе счастливыми». «Господи, да если бы это было возможно! У меня же там близкие, в Красноярском крае. Как бы хотелось на них взглянуть. Ведь попала я сюда ребенком, выросла си ротой. Но самое страшное, что здесь вышла замуж — это тягчайшая ошибка в моей жизни. Глупые, девичьи года... После оду малась, но было уже поздно. Родился ре- бещж. И когда я обратилась с просьбой о разрешении вернуться домой, мне ответили четко: «Можете ехать, но ребенок оста нется здесь. Он гражданин ФРГ. Когда ему исполнится 18 лет, мы его спросим, хочет ли он податься в чужую для него Россию». Ребенка, сами понимаете, не могла оста 124 вить. Так я себя обрекла навсегда. Прости те, дорогие, и будьте добры, поклонитесь от меня родной земле-матушке, прости те...» Ее лицо, полное слез и печали, и сейчас стоит перед глазами и, видимо, никогда не забудется. Эти девушки за соседним столом, у кото рых дома остались подруги, парни... Эта женщина, у которой сердце сжимается от боли. По разным причинам оказались они на чужбине. Да разве для них подобные встречи мо гут быть утешением, разве они могут заме нить атмосферу отчего края... Конечно, что есть, то есть: все было тщательно продума но, учтено, взвешено — « просторный зал с тропической зеленью, и ободряющие слова, и буфет с разливной водкой, и исключи тельно российская музыка... И все-таки, гос пода, того эффекта, на который был сделан расчет, этакими спектаклями не достигнешь. Это невозможно, ибо противоречит логике, человеческому разуму. ' ^ * * Вышли из Остернхауса при абсолютной тишине. Каждый безмолвно направлялся в свою сторону, каждый со своими думами... Не слышно, не видно было, чтобы кто-то с кем-то прощался. Да разве мы там, на Ро дине, после хотя бы мало-мальского торже ства так расставались?.. Нет! — песни под гармонь звенели от околицы до околицы. Буря лютует, мороз трещит, а ему вопреки звучит «Ой, мороз, мороз!» — да еще как звучит! А саратовские перепевы с перепля сом... И нет будто бы ни вьюги, ни стужи, ни зимы, ибо на душе цвела весна. А здесь... расходились словно с поминок. Правда, тишину вдруг разорвал громыхаю щий «голос» колоколов храма, расположен ного рядом с Пасхальным Домом. Но от этого становилось не легче, наоборот — ог лушительный грохот падал на сердце тяж ким грузом, как бы подводя печальный итог всему этому вечеру. Лицом и сердцем До нашего отъезда оставались считанные дни, и мысленно мы были, естественно, уже дома. Но предстоял еще дальний рейс — на до было успеть наведаться к односельча нам, друзьям молодости, тем более что они радушно и неоднократно приглашали. ...Заметили нас еще издалека, заранее распахнули настежь ворота. «Наконец-то, слава богу! А мы-то уже переживали — вдруг нас обойдете, не увидимся...» Мы были, конечно же, рады столь искрен нему приему, и невольно навевалась мысль: «Вот ведь как бывает, когда встречаются земляки вдалеке от родной стороны... тут и совершенно чужих обнимешь, как самых близких родственников». И вот мы все за юбшим столом, свыше дюжины — одни россияне. Да, стол можно было назвать только праздничным — было явно заметно, что хозяин дома Арон Ги- берт и его супруга Олинда готовились осно-_
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2