Сибирские огни, 1982, № 9

Только не заводи курей, Павел. Это заманит, потом утки пойдут, ин­ дюшки и прі Я сам не пойму, то ли я смеюсь над собой, то ли в корне завидую?.. Сбрил свою бороду?.. А недавно приснился Канск, горо­ док моего детства, где и первая любовь была. Там под солнцем ползут асфальты и полно еще водосточных труб, куда мы прятали записки. Однажды ливанул дождь, и подружкино пламенное письмо смыло, на него наступали прохожие. Я так и понял: плохая примета, растопчут любовь. И точно! Вдруг овладело беспокойство, охота к перемене и пр. Но водосточная труба, но письма: «Хочешь со мной дружить?» —это снится, щемит...» Я читал письмо, лежа на койке, и, наверное, улыбался. 9 Петр Иванович, значительно-торжественный, в темно-синем, так идущем ему костюме, лакированных туфлях, встречал гостей на высо­ ком, в четыре ступени, крыльце, то и дело подправляя на лбу русую челку. С Холоньковым он три раза поцеловался, старой поцеловал ру­ ку, меня похлопал по плечу: «Всех милости прошу к моему шалашу!» ; А этот «шалаш» состоял из трех просторных комнат, обставленных на городской манер, кухни-прихожей с кухонным гарнитуром. Вот толь­ ко пол выдавал: домотканые дорожки, половички. Но едва лишь приня­ лись гоношить на стол, как дорожки исчезли, и от желтого пола повея­ ло солидностью и прохладой. Я боялся, что Петр Иванович, хотя он и хозяин, захмелеет к кон­ цу праздника, и ничего хорошего у меня с ним не получится. Но Петр, сколько ели, пили, танцевали, все в той же скромной поре оставался: был красив по-мужски, добродушен, давал говорить людям, что далеко не каждый хозяин умеет. Я поражался разнице: на работе и дома — два несхожих Петра. Он и рассаживал нас, сдержанно подшучивая. Меня устроил против угла стола: «Вот сиди на углу, чтоб семь лет не женился!..» Рядом со мной притихла Аннушка, успевшая еще на поро­ ге шепнуть: «Главное, Павел, не робей, ты ей нравифься». Дальше си­ дели Холоньковы, потом два свободных стула —на всякого, кто забе­ жит к огоньку,—а Ульяна с Валей, женой хозяина, были к двери по-, ближе, чтобы вскакивать и подносить из кухни новую закуску. Вскоре, правда, все перемешалось: сидели, где вздумается. Первое слово сказал хозяин. «Спасибо, что уважили и пришли, да! —Он стоял, поправляя галс­ тук,—Сегодня будет много тостов. Я их все признаю и буду чокаться с вами рюмкой. Но в мыслях я за одно буду пить—за вас!..» Я перехватил острый взгляд Холонькова: верь! «Весной,—продолжал Петр Иванович,—мы отмечали тридцать лет победы над фашистами. Я, например, в сорок втором родился и войны не помню, зато была на трудодень —копейка, да, вот это врезалось. Помню, как после войны люди ворочали, но нам, пацанам, внушали: вы будете счастливы. И мой отец, и вот Ульянин воевали, их теперь нет,- и мы их вспомним. А батька моей Вальки и вот Аннушки, он председа­ тельствовал в войну. И никто... Это я для тебя, Хаёрин, в основном го­ ворю,—Петр слабо, будто извиняясь, улыбнулся мне.—Ты еще только входишь к нам... Вот мысль перебил... Да! И пока он председательство­ вал, а мужики воевали, никто не помер от голода и тоски в Боровиках. Он был председателем, для всех отцом...» Аннушка всхлипнула, Петр расстроенно заморгал. , «Я почему об этом говорю в маскарадный праздник? —спросил он и сам же ответил;—Не было нынче главней праздника, чем Победа, то есть тридцатилетие. И надо почтить фронтовиков, покуда еще некото­ рые живы... Так я говорю?» «Так, Петя, так»,—это стара. 93