Сибирские огни, 1982, № 9

меня к себе пригласят, а я для вида поломаюсь и скажу, чтоб прихо­ дили все, в том числе и Хаёрин». Видишь? А я тебе выбалтываю, чтоб ты не косился на Петра. Он хлебосольный мужик. Он уже дня два па­ рит и варит, чтобы принять нас по-царски... Конечно, я не скажу, что он к тебе тянется. Но он тебя принял за ровню, и вы со временем, вот увидишь, поладите». «Разве же я против?» «Ну тем более! —повеселела Ульяна.—А про меня ты не думай, что Петр держит меня в шорах. Тут другое. Я потом тебе расскажу. Да и вообще, Павел, нам надо .серьезно поговорить. Об нас кое-кто судачит в деревне, да и мать хмурится, и мне неспокойно. А ты как из ртути, рассыпаешься, тебя в целое не собрать...» «Ладно, ладно. Нашла сравнение: из ртути. Смотри-ка!.. Я не ви­ новат в таком обороте: пропойца, семью бросил. Ты до сих пор, что ли, так думаешь?» «Нет, не думаю. Петр извинился, что меня с толку сбил. Да и ска­ зать по правде, я в это мало верила. Я и думала, что он напутал. Спе­ циально он так не сделает, он не такой, а просто напутал, бывает». Она отвернула рукав пальто, где часики: полдень. «Что ж, Ульяна! Сегодня же и поговорим, а то я тут болтаюсь, как... Надоело». Она согласно кивнула головой. Звякнула щеколда калитки, Холоньков явился улыбающийся, ко­ нечно же, с победой: в восемь вечера нас ждут у Петра. Ульяна подмигнула мне, как заговорщица. Где-то в пятом часу пришла машина из Малахово, привезли почту, и мне от Веньки письмо. Наощупь пухлое, надпись на конверте: осторож­ но, фото! Вскрыл и—елки зеленые! —сразу заволновался. На фото ма­ ленький да светленький христосик, а глаза ясные, будто он все свои двадцать семь лет одно хорошее и видит. Это третье по счету письмо мне в Боровики. Занятно он пишет: мысль у него порхает с предмета на предмет, как с цветка на цветок бабочка. И к каждому сочинению свой эпиграф. Был такой: «Мелькали вокруг чьи-то лица, гитара уплыла вдаль». Те­ перь письмо открывалось намеком: «Я уеду из этой деревни, будет льдом покрываться река». Собственно, и письмо было пронизано ноткой прощания. «Умерла, Павел, бабка на юге. Я так и не поехал. Мы просто по­ мянули. ее, нацепили на дверь объявление: «Ушли на базу», и поминали. Уеду на юг, Паша, после рождества и уеду. Все мне осточертело. Не­ определенность —кому она нравится? В последний год, как ты меня бросил, появилась привычка: заглядываю в чужие окна. Совестно, я знаю, а заглядываю. Живут люди! Я вчера стирал шерстяные носки, они разбухли, не отжимаются, да и полоскаю, а они чернят воду, и не пой­ мешь: цвет это или грязь? Задумался над стиральной доской: нет счастья в жизни одинокому. Дело, как ты понимаешь, не в стиральной доске, а в этих самых' чужих окнах... А ты, знаешь-понимаешь, ты все ноешь над вдовьими судьбами. Брось, Паша! Всех не пережалеешь., Вспомни Катю Липатникову, ведь ты по гроб жизни обязан, что я тебя отговорил. Ну, ты бы женился, проживал сейчас в той чертовой Тало- жанке —хорошо тебе было бы? Найди девчонку нецелованную, Паша. Зажги фонарь и поищи, найдется. Библис уехал в г. Хмельницкий на постоянное жительство. Велел тебе кланяться. В прошедшее лето мы заработали мало... А твоя проста разгадка, Павел: тебе Катя напоми­ нала твою мать, а Катин сын —тебя самого, когда ты был мальцом, так? И ты опять пишешь, что Ульяна очень похожа на твою мать. Все повто­ ряется. Что же ты их всех жалеешь? Лучше ты напрямки скажи, что при­ шло время отцовства, ты ищешь гнездо. Мне отсюда трудно судить, да главное ты от меня скрыл: какая тайна связывает тебя с Боровиками? 92