Сибирские огни, 1982, № 9
большими друзьями были. Нормальный парень. Ничего плохого. И от ношения были... нормальные. А в чем дело?» Глушаков поперечно собрал на крутом лбу яорщины, руки сцепил до белизны пальцев. Будто один тяжелый камень —глыбились руки на столе. «Нормальные —это никакие,—огорчился он.—Ну вот. Я прихожу к Холоньковым, а там эта Наталья. Что такое? И сразу перевязалось: Федор, Ульяна, эта Наталья и ты. Ну и я —как сбоку припека. Одно ясно: ты с Федором схлестнулся у Натальи, так? —Он дождался, когда я кивком головы подтвердил.—Но она вредная и хитрая. Она много тараторит, а по делу —шиш. Это уметь надо. Я ей прямо: что, по-твоему, задумал Хаёрин, женится он на Ульяне или это все игрушки? Она отве тила: «Турни его, слушай, из деревни». А потом засмеялась, зараза,' и говорит: «Павел в город вернется и на мне женится!..» Петр верно передал ее интонации, я улыбнулся ему хорошо^ Он вынужден был ответить улыбкой. «Знаешь, Хаёрин,—он посмотрел мне в глаза,—я іуіужик прямой, меня иногда заносит. Ульяна тянется к тебе —это мне обидно. Ну, что в тебе хорошего? Ты смотри, какой ты носатый... В'бороде сила? А если серьезно, уезжай ты, Хаёрин, правда. Как тебе не жить в деревне, так и ей не жить в городе. Ты ненадежный парень, ты—круть-верть!» — и Петр встал из-за стола. Погрузили дом в темноту, вышли под рассеянный свет луны. Я был измотан беседой. Глушаков насвистывал про тонкую рябину, хмурился. Я не забегал вперед, но и не отставал. Прошли десяток шагов, дальше идти —в разные стороны. У моих хозяев —теплая тишина и посапывание. Заглянул в их запечную комнату: старик спал, забросив руки за голову, словно он сдавался, а на худой груди умостила стара свою бе лую голову. Я бесшумно разделся, прошел на цыпочках к окну. В доме Ульяны вспыхнул свет—зеленый, вспыхнул, отдался в оконных стеклах, заструился в пушистый палисадник. 8 Меня разбудил Ульянин голос, я не поверил, подумал: снится. По том я вообразил сладко-невозможное: сплю у нее. И тогда проснулся окончательно, вздернул голову от подушки, огляделся —черта с два! — сплю, где положено. За перегородкой Ульяна и мои старики посмеивались. Я стал ждать, когда Ульяна пойдет к выходу. Через дверной проем она могла меня увидеть, если, конечно, повернет в эту сторону голову. Она это сделала. Я взмахнул рукой из-под одеяла, а лицом (такое лицо сделал жалкое!), выпрашивал улыбку. Она пожалела: улыбнулась, низко наклонила го лову, вышла. Славное утро! Я ведь всякий день —хорош ли будет!-—с утра уга дываю. И началась тут новогодняя суета. Втащили елку. Прошлогод нюю крестовину старик не отыскал, и тогда-пустили в ход два могучих гвоздя, под которыми треснула половица —еще одна щель в палец. Ста ра качала головой. Натаскали дров, растопили и плиту, и русскую печь. Вскоре из духовки полез змейками едкий дым. Стара ойкнула: «Носки в духовке!.. Надо же, как старый год про вожаем». Воду для бани мы возили санками от колодца. Вода расплескива лась из фляг, но не замерзала —на дворе был почти плюс. В низкой бане, стукаясь макушкой о близкий потолок, я принимал от Холонькова ведра, заливал воду в квадратный бак, он вместил пятнадцать ведер. Еще семь ведер пошло в кадушку, чтобы разбавить кипяток. Когда в баньке по стенам забегали блики огня, я присел на вы- 88
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2