Сибирские огни, 1982, № 9
веческий темнели по обе руки, неженская сноровка угадывалась — Петр, конечно же он тут ворочал. Еще на крыльце я заготовил впрок первые слова, да зря старался. Не было еще хозяйки, а был, приоткрыв на меня рот, Алешка, сын Федора и Ульяны. В вельветовом пиджачке, на котором звездочка пламенела октябрятская, в коротких штанцах и тапочках на босу ногу, он чувствовал, наверно, то, что я и сам в его годы, когда и к моей мамке являлись мужчины, чувство это —воинст венная беззащитность. «Малыш,—говорю ему взглядом,—и я ведь не промах, и я научусь, если потребуется, трактор водить или такие ворочать глыбы снега, ка кие под силу только твоему дядьке Петру. Только не смотри, малыш, так неприступно —мал ты еще, и многое ты поймешь в этой жизни. Мо жет быть, и с моей помощью поймешь». Страшно разочаровывая мальчишку, я не ушел восвояси, а рас стегнул пальто, а потом, не найдя места на вешалке, пальто подвесил на гвоздь. Он с недоверием глядел на мою протянутую к нему руку, но принял ее, и, что я особенно оценил, он пытался сжать ее больно: знай, мол, и я мужик. Я стал расспрашивать его об интернате, как их кормят, какой рас порядок, какие учителя, кто из них любимый?.. Он, кстати, сказал, что любят они учителя рисования. Я уцепился за это, сказал о своих спо собностях. Он принес альбом, карандаши: рисуй,- Вот с этого и поддался мне Алешка. Лихую танковую атаку я изо бразил в альбоме, а с воздуха поддержал танкистов штурмовиками. Он предложил ввести в бой тактические ракеты. Я согласился. Но для это го, сказал, командующий должен промочить горло. Он почти бегом до ставил кружку холодной воды, расплескивая ее на пол. «Лешка, братец,—сказал я,—ты мне нарочно снежком залепил?» «А-а, тогда! —он улыбнулся.—Да я в шапку метил, вы подставили ухо. Я тогда испугался». Внизу оперения ракеты я подрисовал языки пламени. Лешка дышал мне в ухо. «Послушай, спросил я его,—ты хотел бы жить на юге?.. Знаешь, как там тепло?!» «Не-а, не хочу,—ответил он беззаботно —Чего я там не видел?» Заслышав скрип снега под окнами, мы разом переглянулись. Он быстро сгреб альбом с карандашами и скользнул в дальнюю комнату: игры закончились. Ульяна вошла. Взгляд-секунда, тень на лице, сведенные брови—удивление. Но не досада. Удивление и, может быть, вопрос. Я встал. «Не обессудь, хозяйка. Я на минутку, поздравить». «Спасибо,—выдохнула она, торопливо стягивая пальто.—Лешень ка, сына! Она заглянула в комнату.—Ты чего там-то? Даже и не вы ходил?» «Выходил»,—послышалось спокойное. Ульяна замешкалась у вешалки, я помог. После этого она сказала, чтобы я посидел, подождал, а сама ушла в ту комнату, там Лешка ей стал шептать о чем-то, а она тихо смеялась. «Да! —она появилась улыбчивая,—А с чем вы нас поздравляете?!» «Ясно с чем, с Новым годом». «Ах, да! —воскликнула.—Ну, конечно... Спасибо!» Она отошла на привычное, видно, место у печки, чтобы и меня ви деть, и зеркало^—женщина! Она, мне показалось, напряженно прислу шивалась к той комнате, где затаился Алешка, ее сын. И верно, она позвала его. Он вышел и сел против меня. Ульяна некоторое время разглядывала нас, вздохнула. , «Ну что, мужики? Накормить вас?» Она вмиг стала неузнаваемая —хозяйка,—нацепила передник, во лосы в пучок собрала на затылке, принесла с мороза пельмени. Когда 84
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2