Сибирские огни, 1982, № 9

И вот снова я пялюсь на освещенные окна клуба. Зайти, не зайти?.. Распахнуты форточки, и валил на мороз то ли жар —надышали, то ли дым —накурили тайком. Откинувшись к спинке стула, сидел в президи­ уме бригадир трактористов Глушаков, подперла голову двумя кулачка­ ми бухгалтер Ульяна Дмитриевна, стоял на трибуне, придерживая ка­ дык, управляющий Холоньков, а в зале покашливали, перешептывались усталые люди: овощеводы, скотники, доярки, домохозяйки. И от доро­ ги, не знали этого люди, смотрел на них некто Хаёрин. Дверь, слава богу, почти не скрипнула. Всего несколько сонных взглядов принял на себя, осматриваясь, куда бы присесть, но загорланил Мазуренко: сюда, сюда давай! —и все разом обернулись, загомонили приветственно. Петр Иванович застучал красным карандашом по гра­ фину. Присел к Мазуренко, он меня больно ткнул локтем в бок, я не успел ответить, тут все захлопали в ладоши. Я посмотрел на сцену; а Холонь­ ков мой, вытирая платком лоб, собирал в одну стопку листки своей ре­ чи—отговорила роща золотая. Потом трибуна долго пустовала. Звали, звали из президиума: ну, кто смелый выступать? —не решился никто, за­ то много шутили и смеялись. Рискуя отбить горлышко у пузатого гра­ фина, Глушаков вовсю работал карандашом, но вот не выдержал, рявк­ нул: «Ти-и-ха!» И тихо сделалось. Петр Иванович стоял прямо, а впечатление такое, словно он навис над нами. У него было отеческое выражение на лице. Глядя на него, думал я невольно, что командовать бы ему дивизией, а не шестью трак­ тористами. И казалось невероятным, что таскали мы друг друга по проходу коровника и дважды валил я его с ног. «У меня предложение, да! —говорил он нарочито тихим голосом.— Приступим сразу к раздаче новогодних подарков. Как, товарищи?.. А выступать—закончил он под одобрительный гул,— выступать будем в ■поле и на ферме!..» Он поднес близко к глазам список и стал выкликать фамилии. И по­ тянулись люди к нему —кто за грамотой, кто за конвертом, в котором премия, а кто и ценный подарок отхватил. Вдруг Глушаков четко выговорил мою фамилию. У меня уши вспыхнули. Мазуренко, как дорвался, опять меня двинул в бок острым локтем. И пошел я меж перекрестными взглядами, под выкрики: «Ай да бо­ рода!.. А ему-то за что грамота?.. Павел, герои с малого начинали!..» «Вот черти,—бормотал я, сконфуженный,—Ну чего вы, чего, чер­ ти такие...» У Петра Ивановича бесстрастное лицо, поверх меня смотрит. Хо­ лоньков же посвечивал с лица протяжной улыбкой. За струями волос Ульяна почти спрятала лицо, наклоненное к столу президиума низко­ низко. Выходя из клуба, в дверях я стал пропускать женщин и старух, но сзади гаркнули, надавили, я прижал какую-то бабенку к стенке и уже приготовился к возмущению. Но деревня ведь! —и все здесь свои, и многое они, от чего в городе зеленеют, умеют спустить на тормозах. На улице несколько мужиков прикурили от моей спички, спросили: много ли зверья в лесу видел, сколько на брата вышло кубометров. По­ курили мы и разошлись. Дома не выдержал, развернул перед старой грамоту. «Хорошая бумага, сынок! —сказала она с чувством.—А главное дело, что заработанная... Теперь бы тебе, —добавила немного погодя,— удачи в людях да угомону. Надо, сынок, тебе осаживаться. Доброе имя лучше дорогой масти...» Послонялся я по дому, поглядывая за окошки, и все натыкался глазами на домик, который наискось: оттуда светило, кто-то уже дома был. Ну —что? И решил я идти. К ее дому вела свободная от снега дорожка. Сугробы в рост чело­ 83 6*