Сибирские огни, 1982, № 9

Через нёделю'запах силоса из моих одежд выветрился, тут все пах­ ло хвоей. Нас прибыло шестеро: вальщики, в их числе я, и тракторист Сашка, медлительный молодой человек, успевший сотворить трех дочек и сына. Он у нас был за старшего, но за наряды и учет отвечал я —по старой памяти,—не скрыв, что некоторое время был в нормировщи­ ках. Валили’мы столетний лес, сучья обрубали, трелевали хлысты на поляну близ проселка. Два раза в неделю приходил из лесопункта че­ люстной погрузчик, а за ним вереница лесовозов. Я благодарил случай: жили душа в душу, работали жадно. Четверо только вернулись со службы —в бушлатах, а один в танко­ вой куртке,—так Что мы с Сашкой в своих полушубках выглядели не­ простительно штатскими. За неделю мы сделали двойную норму. Это навело на доброе наме­ рение: сделать объем работ за полмесяца, чтобы Новый год отметить среди людей, а не в чистом поле. Подсчитали: можно! И навалились на пилы, они визжали, как поросята, и к вечеру пар от них шел. Неожиданно приехал Холоньков. Заиндевелый, он ввалился в вагон, мы только заправили пилы и допивали чай. Парни ушли, оставив нас с Сашкой, и Холонькрв сказал, что обстоятельства сложились так: я срочно нужен в Боровиках, на два, три дня. Сашка ответил: «Какой разговор? Конечно, пусть Павел едет!» «Слышь, Павел,—говорил он провожая нас.—Я так понял, что-то случилось. Учти, если касается денег, то не стесняйся, мы наберем, сколь тебе потребуется. Учти это. А если бить будут, то вырвись и сюда беги!» . Лошадь была в инее, как в маскхалате. ' Холоньков меня усадил в сани, сам пошел рядом. «К тебе, Павел, гостья из города,—начал Холоньков, не глядя в мою сторону.—У нее с твоей квартирой неприятности: выселяют. Я понял так, что к ней ломился пьяный муж, ві ломал филенку, ручку сорвал — весь подъезд сбежался. В итоге жильцы состряпали письмо в домоуп­ равление, что ты съехал, а незаконно вселил женщину с двумя детьми». Я подумал, как немилосердна судьба к Наталье. «Она, Максимович, боится, что ты будешь ее ругать. Ты ее не ру­ гай. Кроме тебя —какая ей надежа?..» Он запрыгнул в сани, привалился ко мне плечом. Лошадь медленно переставляла ноги, всхрапывала, а на подъемах тужилась, и тогда была заметна старость ее и худоба. Жалея ее, мы с дядей Сашей освобождали сани, шли обочь, но она замечала свободу не сразу, а лишь когда оглядывалась: целы мы, не выпали? Она видела нас на дороге, тогда благодарно, нам казалось, скашивала вбок влаж­ ные глаза и сама придерживала ноги, чтобы не запылить пеших ездо­ ков. Ну, жалоба, так жалоба, размышлял я, больна дёржусь я за город­ скую квартиру!.. Пусть отнимают ее, лишь бы хорошему она досталась. В горсовет у меня была мысль сходить. Но я не мог бы объяснить, чего хочу. И чья Наталья... В последние годы слово «квартира» это что- то магическое, все помешались на квартирах, а тут нашелся ангел по фамилии Хаёрин, отдает за так дужому человеку. А может, и не за так, а? И пошел бы я по инстанции. А так Наталья живет в тепле и, если бы не муж-дурак, могла бы жить да жить, и никого бы это не трогало: живи себе. Незаметно достигли ближней, незнакомой мне деревни с веселым названием Петрушки. Здесь дожидалась нас боровиковская машина, а лошадь доставили хозяину, фронтовому товарищу Холонькова. Хозяин обнимал лошадь, разговаривая с Холоньковым. Прикатили в Боровики. Заходим в дом, стара несмело улыбается, а я глазам отказываюсь верить: мирно беседуют меж собой Наталья и Петр Иванович. На ней красное платье, светлая в горошек косынка свисает с плеч, в пальцах сигарета —не стесняется. Петр же Иванович, впервые такого вижу, в 79