Сибирские огни, 1982, № 9

вот морозы ударят по-настоящему! —Она не смотрела на меня.—Уго­ ворили бы его, Петр Васильевич! Он, что, правда, умеет каменщиком?» «Еще как!» —похвалил меня Винник. «Вы и сделайте его помощником!» «У нас не полагается,—важно ответил Винник.—Я зажал демокра­ тию. Меньше слов, больше дела». «Правильно, правильно,—она закивала головой.—Одна рука нуж­ на, правильно, Петр Васильевич!..» Потом мы стояли на остановке, в ожидании последнего автобуса, и мне Винник втолковывал прописи. «Дурак будешь,—дышал на меня луком,—если упустишь два ва­ рианта. Во-первых, забудь про деревню! Ты там крутишься возле Улья­ ны, чтобы откупиться. Вроде того, я виноват в смерти Федора, должен крест теперь тащить на горбушке. Кому это надо?.. Живет без тебя, и пускай на здоровье. Чего ты лезешь? Тебе дело говорит этот мужик, Петр Иванович. Они там сами разберутся, дружок. Ты—помеха». «Но я же чувствую,—отговаривался я,— мне Ульяна рада! Ну не пенек же я? Хотя я прекрасно понимаю, и ты мне хочешь добра». «Не тебе, дружок, #хотя и тебе,—путанно сказал Винник.—Я по­ смотрел сегодня на твою Наталью. Думаешь, она не проживет без му­ жика или найти не может?» «Может». «Все она может. Ты ходил к соседке, а я ей, знаешь, что сказал?.. Оставь в покое, сказал, Павла!.. Посуди сам: сойдешься ты с Ульяной — между вами всю жизнь, вот посмотришь, будет стоять Федор. Нет-нет да вспомнится. Сойдешься с Натальей —такая же планида. И опять — Федор. Выход один: в женском вопросе начинай с нуля!» Подкатил гололедом автобус, Винник полез в него, кряхтя и со­ скальзывая со ступенек. Дверца, когда Винник влез, закрылась. Но он легко раздвинул две половинки и, удаляясь, крикнул: «Возьму в бригаду!.. Хоть когда приходи —возьму!» Наталья холодно спросила, в котором часу мой поезд, пожелала спокойных снов и ушла. Матрац распластался в кухне наискось от ра­ ковины до холодильника. Я не стал раздеваться, даже носки оставил и прислушивался, когда скрипнет кровать под Натальей. Кляня свою сла­ бость, я отгонял грешные мысли. Я честно признался себе: придет —хо­ рошо, не придет —хорошо. С тем и уснул. Проснулся: один,- В поезде я избегаю знакомств, я не умею жить в поезде, как это по­ лучается у других: разденутся, обложатся курями и яйцами, соберут компанию в карты, похохатывают. Я же сразу высчитываю, когда прибу­ дем, и терпеливо дожидаюсь, а что вокруг —суета. В поезде я размыш­ лял над словами нового знакомого: «Оставьте в покое Павла»; я пони­ мал их умом, а отталкивал сердцем. За окном бежали, бежали назад бе­ лые сосны, белые поляны, все белым-бело, как в доме бабы Леры, и— холод, холод... Догнали машину, с верхом набитую елками. Знать бы, под какой елкой я буду отплясывать да захочется ли мне плясать? Вспомнил лобастого Петра Ивановича, тонкие губы и пятна на лице Ульяны—еще и злится, вместо того, чтобы ловить залетного молодца,— вспомнил и задумался: усмешка Федора на мальчишеских губах. Залепленный снегом с головы до пяток, я открывал теплую дверь стариков Холоньковых. Меня вытолкали обратно, сунули веник: отрях­ нись. Набросив пиджак, вышел за мной Холоньков, сам взялся -за ве­ ник, а я едва успевал поворачиваться. «А буран! а буран! —расказывал я, будто Холоньков не видел, что творится на дворе.—Ладно, что снег —не грязь и автобусы ходят. Так бы и заночевал в Малахово». П