Сибирские огни, 1982, № 9

залихватским свистом ты голубей под солнце подымал) Я вижу, как они, взлетев, повисли и, покружив, снижаются к земле... И каждый голубь, как на коромысле, несет по отблеску на выгнутом крыле... * * * Все меньше голубятников... Свистят романтики теперь с киноэкрана. И у моих окошек постоянно все тяжелее голуби сидят. Один товарищ мой, желая мне вид из окошка сделать поприятней, построил дорогую голубятню с рисунком неба на глухой стене. И серых голубей летала стая все ниже, ниже... И, спускаясь вниз, теряла волю, небо, обретая покрытый хлебным мякишем карниз. Я голубей любила... Что ж, теперь на этих птиц смотрю я с сожаленьем! Ворчливых, обескрылевших от лени... Еще страница из моих потерь... Когда-то в них совсем другое мнилось: полет, призыв, заоблачность, мечта! Нет, не паденье страшно мне — бескрылость. Не боль в душе страшит, а пустота. * * * Разумные ровесники мои, как часто вижу я средь вас уже усталых, но не окрепнувших еще, не возмужалых, бредущих вдоль житейской колеи. Как часто за горячностью бесед и внешне замечательною речью стоит всего лишь подвига предтеча, а подвига не наступает... нет. Обиды, позы... мало ли причин, чтоб на витке решающем зависнуть. В борьбу вступает — лучший из мужчин, присмотришься: он попросту — завистник. А тот, кто в стороне — честнее нет, но как скептически настроена улыбка! И так чужая радует ошибка, как рыцаря скупого — звон монет.