Сибирские огни, 1982, № 9

Вот, сбросив газ, легко нажав на дроссель,, ты в первый миг оглох от тишины. И этот миг опять меня отбросил к далеким взрывам смолкнувшей войны. Вот ты в степи, где в небе вьется коршун. Смеясь, упал в колючую траву... Шептал отец твой: «Умираю...»,— корчась Ликуешь ты, раскинувшись: «Живу!» Просторна степь. Здесь спелых трав колючесть. И на твоем лице от солнца свет... Я ощущаю времени текучесть. А ты заснул!.. Не ощущаешь! Нет! О, вижу я, как, становясь все ниже, темнеет небо, горизонт все ближе. \ Еще мгновенье — загорятся звезды. Еще мгновенье — и пустая степь не защитит тебя, а выдаст ветру. И бесполезны станут километры, которые ты так бесцельно, просто промчался, не пытаясь оделеть. * * * Нам только-только было по шестнадцать. И вот по двадцать, тридцать... как во сне. Неумолимо время. Не остаться б нам от него внезапно в стороне. Да. Мы оглохли. Но от тишины ли! Как должное мы приняли ее. Но до сих пор тяжелые шинели идут, идут, идут в небытие. Не вздрагиваем мы от самолетов, I костры палим — открытые дымы. Бесцельные, веселые полеты на мотоциклах совершаем мы. Я вижу на лице твоем морщины И сединой подернутый висок. Отец твой слишком рано стал мужчиной, а ты никак не вырастешь, сынок! * * * Я помню все. Солончаки, ковыль... и знойное полуденное солнце. Тогда в степи ты спал. Я подошла. И ты спросил, проснувшись: — Кто ты! Чудо! Откуда ты в степи! Скажи, откуда! И показал на небо.--