Сибирские огни, 1982, № 9
плечами. Илья Петрович смутился, потому что поймал себя — голову старается повыше держать, шагает бодрей. Махнул рукой: — Оно и правда стареть неохота. Они сели в прохладной кухне за стол, друг против друга. Банка с квасом, принесенная из ямки, запотела, покрылась каплями и чуть не вырвалась из рук Катерины Ивановны. — Стакан подставляй, да ближе. \ — Хорош квас, прямо как брага пробирает. — Будто знала, что ты придешь. Старалась.—Катерина Ивановна засмеялась, и снова колыхнулись ее полные плечи. — Как хоть живешь? — Лучше всех, никто не завидует. — К сыну-то в город ездила? — Ездила. Опять вот собираюсь. Здоровьишка не стало, придется, видно, насовсем к нему перебираться. — А он как? — Да хоть завтра. И невестка золотая попалась —живи как у Хрис та за пазухой. — Раньше вроде не собиралась. — Я до нонешной весны взлягивала —нигде не кольнуло, а тут как приперло, так и засобиралась. И тебя подтянуло, Илья Петрович, по старел. — Ну, ты уж прямо расцвела. — Я что, баба вдовая, фуфыриться не перед кем. Давай еще квас ку плесну. Завяла, завяла Катерина Ивановна, старуха. Бойкие черные глаза выцвели и поутихли. Вширь раздалась, одна пуговка на кофте даже и не застегивается, платок на лоб сдвинут. — Загляделся. Шибко страшной стала? — Да нет, просто. — По радио дождя обещали. Хоть бы картошку посуху выкопать. — Дождик ничего, как бы снег не выпал. Когда это, не помню, года четыре назад, тоже в сентябре, числа двадцатого, повалил. — А теперь эту погоду не поймешь, все перевернули. Не знаешь, чего и ждать. Ты кого притих? — Да вот тут,—Илья Петрович поморщился. — Так ляжь вон на диван, я подушку достану. — Не надо, пройдет. А то еще увидит кто-нибудь, скажет, что му жик рехнулся, средь бела дня у чужой бабы спит. — Теперь уж никто не скажет, не бойся. Илья Петрович кивнул головой, а сам все не вытаскивал ладонь из-под рубахи. Боль внутри толкалась остреньким шильцем. Ткнет и отдернет, ткнет и отдернет. Нудно, паршиво ожидание боли. И как-то сразу, скопом, множество мыслей успевает проскочить между бычками шильца. Они разные, эти мысли, но вот кажется, что об одном, просто чувствуется то состояние, даже годы его не стерли. И не ради ли него он забрел сегодня сюда? Той осенью, вскоре после войны, Илью Петровича поставили ме хаником в МТС. Пахали до первой крупы, которая по ночам урывками сыпалась с неба, а ночи стояли сырые и холодные. Все было мокрым от долгих дождей, даже воздух, от него влажнела и тяжелела одежда. И хотя дожди уже кончились, хотя сыпала ледяная крупа, хотя начина ло подмораживать, все равно чувствовалась во всем мокреть. Лошадь дошла до края пахоты и остановилась, подняла голову, словно хотела заржать от усталости и холода, но тут же опустила ее. Илья Петрович, задремавший было в своем возке, вскинулся, дога дался, что приехал. Гула мотора не было слышно. «Опять сломались. Что ты будешь делать!» Запахнул посильнее свой дождевик и шурша им, мокрым, при каждом шаге, побрел, проваливаясь в пахоте. Ничего не было видно, только едва чернел колок. Кое-как разглядел, что маячит возле него трактор. Вернулся к телеге, засветил «летучую мышь», 45
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2