Сибирские огни, 1982, № 9

Санька застеснялся своей стриженой головы, когда на него разом все поглядели, и стараясь, чтобы не заметили этого, одним махом опро­ кинул свою рюмку, закашлялся. Николай, который сидел рядом, дернул его за штанину: — Ты потише, а то окосеешь, вот матери радость будет. — Сам знаю,—огрызнулся Санька. Вскоре голоса стали громче, непонятней, кое-кто уже встал из-за стола, потом незаметно молодежь оказалась на одном конце, а гости постарше —на другом. Старики пытались затянуть песню, но ничего не вышло —все заглушал магнитофон. А Надюхи так и не было. Девчонки наперебой приглашали Саньку танцевать, он не отказы­ вался, танцевал, молол всякую ерунду, на которую был мастер, и никак не мог отвести взгляд от калитки. Уже подумывал незаметно скрыться, но как тут скроешься, когда вся гулянка вокруг тебя вертится. Еще приложился к водке и оттого, что не приходила Надюха, оттого, что он вот завтра уедет, а они все, кто здесь сидит, будут заниматься обычны­ ми делами, жить, как прежде, оттого, что ему два црда не знать уже такой жизни, поднималась жалость к себе и хотелось... Сам Санька не знал, чего ему хотелось, будто на острых гвоздях крутился, и муть какая-то поднималась с души. Песня у стариков не ладилась, а магнитофон играл, и молодежь плясала. — Да выключите эту визжалку, дайте хоть спеть по-человечески! Санька громко закричал: — А у вас тоже музыка, вон —Матвеича. Пусть играет. Матвеич, ну-ка дерни! Матвеич не откликнулся, повесив голову, он хлебал уху, хлебал быстро, словно был голоден, горбился, и воротник нового пиджака, то­ порщась, налезал ему на затылок. Серафима Петровна опустила пла­ ток со своей седой головы, легонько тряхнула Матвеича за плечо, тот вздрогнул и даже выронил ложку от неожиданности. — Слышь, ты ту сыграй, которую Алешке играл на проводах. Я ее до ся помню. Сыграй. Матвеич оглянулся, поднял с земли гармошонку, перекинул через плечо до блеска натертый ремень, посидел, раздумывая, и вдруг с ходу рванул мехи. Гармошонка всхлипнула, но тут же переборола себя, и гордая, тревожная мелодия приподнялась над столом, потом выше, еще выше, становилась горькой и пронзительной, как прощальный плач. Недаром она и называлась так —«Прощание славянки». Играл Матвеич, откинув голову и закрыв глаза, будто никого и ничего не хо­ тел видеть, хотел только слушать свою музыку, от которой чаще и боль­ ней билось сердце. Николай перегнулся через стол и выключил магни­ тофон. Все замолчали. На лбу у Матвеича выступили капельки пота, они тяжелели и ска­ тывались по глубоким морщинам, но Матвеич играл, рвал гармошонку, яростно пытаясь что-то доказать. Пригнула белую голову к столу Се­ рафима Петровна, сжалась и губы сцепила, но не выдержала, и рыдание вырвалось все-таки, и после этого, уже не сдерживаясь, она заголосила, медленно поднялась со скамейки, спотыкаясь, будто били ее изнутри всхлипы, направилась к крыльцу, поднялась на него, плотно закрыла за собой дверь. Замолчала и музыка. Матвеич вытер ладонью лоб, щеки потом насухо вытер ладони о штаны, снова рванул гармошонку. И сра­ зу взвился чей-то девичий голосок: у Ты Подгорна, ты Подгорна Широкая улица, ‘ По тебе никто не ходит: Ни петух, ни курица! Такой неожиданной была эта перемена, что Санька, до этого си­ 36