Сибирские огни, 1982, № 9

дировку выдали, построили, а старшина обошел, поглядел. Ну, говорит, и войско прибыло. Да как крайнего пихнет, мы горохом на землю, кого, пацаны еще, вот такие, да и сила откуда — в колхозе работу за мужиков ломали, а жрать нечего. Нечаянное воспоминание отца словно подтолкнуло братьев, и они наперебой стали вспоминать армейские байки. Санька слушал и время от времени все трогал свою стриженую голову, которая шершавила ладони. — А у нас москвич один был, все не везло ему,—засмеялся Нико* лай.— Раз по тревоге подняли, ну, все выскочили на плац, построились. Слышу, сержант матерится шепотом, оглядываюсь, а он москвича кроет. Тот понять ничего не может, я поначалу тоже не разобрался — вроде все взял: автомат, подсумки, лопатка, бушлат на нем, шапка, а пониже .гля­ нул — он в кальсонах. Брюки в суматохе надеть забыл. — Санька, смотри в кальсонах не выскочи. — Теперь что, по два года служат. Оглядеться не успеет— домой уже. Я почти четыре на флоте отбухал, вот это служба, понимаю. Под конец е закрытыми глазами по кораблю бегал. — Ты вот что, сынок, перво-наперво сержанта держись. До взводно­ го далеко, до ротного — еще дальше, а сержант первый начальник. — Правильно, не в струю полезешь, будешь день и ночь польі драить. — Э, братуха, да ты никак нос повесил? Что, сердчишко-то щипет? Санька и вправду задумался. Разговор, который вели братья и отец, не доходил до него, думалось о Надюхе, о вчерашней ночи. Вставал в памяти темный колок, свет, прыгающий по дороге, мягкие, податливые губы, маленькая фигурка в синем плаще возле универмага. — Чего молчишь? — спросил отец.— На тебя вроде и не похоже, сроду за словом в карман не лазил. — А чего говорить-то? Сижу вот, слушаю. — Мотай на ус, может, и пригодится. — А вообще-то все это ерунда. Два года отслужить — не велика бе­ да. Главное, чтобы заваруха не началась. — И надолго вы тут расселись? Делать как будто нечего! Мы с Ва­ лентиной пластаемся, а они балабонят сидят! — Тише, мать, тише. Говори, что делать. Марья Степановна мигом нашла всем работу, кроме Саньки: — А ты поспи иди, всю ночь ить прошлялся. — Ладно уж. Санька вытащил провода и взялся устанавливать на углу заваленки магнитофон. 4 В те утренние часы, когда вставало солнце и светлела Округа, когда над речкой и над берегами лежал туман, когда людям особенно глубоко дышится Втеплых постелях, Надюхе приснился сон. Потом, вскочив, она его не могла как следует вспомнить. Все было перепутано, смешано, столкано: какой-то дым скрывал Саньку, из этого дыма были видны только его руки, он тянул их и вроде что-то кричал, но голос не доходил. Она понимала, что ее зовет, к ней тянет руки сквозь черные лохмы ды­ ма, но не могла сделать и шага. А Санька совсем исчезал, и рук уже не было видно. Надюха рванулась, закричала и вскочила на кровати, Светлым-светло было в комнате. Она осторожно, еще вздрагивая всем телом, опустила ноги на прохладный пол, долго так сидела, схва­ тив у горла ворот ночной рубашки. С этим страхом, который цепко держал и не отпускал ее, Надюха умывалась, одевалась и завтракала, ходила в магазин, разговаривала с подружками, попадавшими навстречу. А когда возвращалась назад, ноги 34